Скеров был погружен в свои мрачные мысли. Его угнетал тот факт, что вероятность быть напечатанным при жизни – крайне мала, если не сказать, ничтожно неосуществима. Но как возможно принять этот факт? Даже если представить, что после смерти, через лет пятьдесят, новое поколение прозреет, увидит всю гениальность, весь талант и он, Скеров, станет главным золотым символом…! То, что с того? Спрашивается.

      Любая тяга к высокому – это прежде всего эгоцентрическое желание ощутить восхищенные охи и ахи в свой адрес. Любой немыслимый подобный труд – инструмент по достижению только одной цели: хоть на мгновение почувствовать, что живешь ты не зря. Соврать себе посредством всей этой коллективной толпы, что ты сделал всё правильно. А после, в неизвестно сколько лет и при каких обстоятельствах, уйти в покров загадки, где не будет страхов и комплексов.

      Мужчина не глядя шел к выходу, то и дело, натыкаясь на углы. Он не заметил, как от самой двери редактора, с ним установил зрительную связь худой и высокий мужчина, а затем начал преследовать поэта, пытаясь пока не выдать своё присутствие.

      Только у двери Лёня вышел из своей головы, но только с той целью, чтобы не расшибить эту голову о металл. Его слегка пухленький пальчик нажал на «таблеточную» кнопку. Дверь запищала, разрешая выйти на свежий воздух. Тут мужчина услышал робкий, не очень громкий, голос за своей спиной «Погодите! Постойте же….».

      Когда Скеров обернулся, то увидел сначала фрагмент телесной ткани с белыми пуговицами. Дальше взгляд начал рефлекторно подниматься вверх, открывая тонкую шею с выразительным кадыком, а верхом на ней сидела небольшая, но аккуратная головка.

      На умных глазах сидели очки в тонкой оправе. Идеально выбритое лицо, губы средние. Вопреки ожиданиям сам череп был не лысый (Леонид посчитал, что фигуре такой комплекции больше подошла бы лысая голова), на нём сидела вполне женская прическа, а именно женское каре, да такое, что волосы спереди доходили мужчине до плеч, а к затылку аккуратной дугой