Андрей Сметанкин,

      Душанбе, Таджикистан,

      24.09. 2015.

      Уехал Дельвиг, друг прекрасный,

      Союзник шалостей лицейских,

      Судья невежеству бесстрастный,

      Гроза жандармов, полицейских.

      И снова я остался с няней,

      Где одиночество поэта,

      По существу моих признаний,

      Лишь в пустоте двора и света.

      Да что мне свет? Там всё мне скучно —

      Поговорить там не с кем толком,

      А здесь метель взывает звучно,

      Шагая властно по просёлкам…

      Пришло письмо от Воронцовой,

      И вот сижу я перед печью —

      Не откажусь от встречи новой,

      Хоть и побьют меня картечью.

      Я помню всё: и берег моря,

      И камень тот, где мы сидели

      И волны слушали, им вторя, —

      Волнами сами быть хотели.

      Что ныне пишет Воронцова?

      О, как мне дорог почерк милый,

      Знакомо перстня впечатленье

      Сейчас душе моей унылой,

      Коль надо сжечь письмо без гнева.

      Сгорит в огне пусть без обиды —

      Так Муза дней поёт мне слева,

      А справа Пан ворчит побитый.

      Елизавета попросила,

      Как в прошлый раз, всё уничтожить.

      Огонь, чудовищная сила,

      Сумеет сжечь и приумножить

      Мои печали и страданья

      По мне утраченной свободе.

      Настало время увяданья?

      Мне двадцать шесть! Тружусь я в поте

      Для сердца горестной отчизны

      И для народа, что бесправный.

      Зачем меня винить в софизме,

      Моя печаль, мой недруг равный?

      Но надо сжечь сейчас до буквы

      И не оставить даже точки —

      В огне сгорят и «фетр» пухлый

      И «зла» забавные крючочки.

      Пока ж на краткое мгновенье

      Запечатлеть письмо желаю —

      Великий шторм и дуновенье,

      Я то дрожу, а то пылаю!

      Вот сверху вниз рука бросает

      Бумажный лист в огонь шумящий,

      И лист трагично зависает —

      Так устрашает зной палящий…

      Огонь безумствует всё пуще,

      Ему