Приют для бездомных кактусов. Сухбат Афлатуни
Читать онлайн книгу.
список еще входит? – Журналист поискал глазами Петрова. Тот стоял, прислонясь к подоконнику.
– Классика, – отвечал Денисыч. – Русские напевы. Золотые коллекции.
Журналист поблагодарил и собрался уходить.
– Подождите… Петров, сними портрет Модеста Петровича Мусоргского и преподнеси его нашему гостю.
– А почему я? – отозвался Петров. – Пусть Два-члена снимает, он выше.
Пацаны зашумели. Денисыч несколько раз ударил по клавишам.
– Петров, тебе не хватило сегодняшнего?
– Зачем, не нужно, – говорил журналист, слегка наклонясь к Денисычу.
– Вы не понимаете… Великий русский композитор, автор «Бориса Годунова»… Петров, другой стул возьми, этот поломанный!
– А кто из них – этот… ну… Му… – Петров застыл со стулом.
– Ну вот, он даже не помнит! Автора «Бориса Годунова», члена «Могучей кучки»… – развел руками Денисыч. – Этот!
Ткнул пальцем в Чайковского.
Журналист стал разглядывать пианино.
Петров встал на стул, до портрета было еще далеко.
– Может, я его шваброй собью?
– Я тебе собью!.. Митяев!
Митяй, попрыгав на стуле, ухватился за портрет и вместе с ним полетел на пол.
– Не сильно?.. – Денисыч забрал у поднимавшегося Митяя портрет, подышал на стекло и протер краешком портьеры. Сыграл одним пальцем туш. Контингент похлопал, кроме Митяя, потиравшего ушибленный бок.
Журналист повертел портрет в руках и решил забыть его перед уходом в воспитательской. Быстро поблагодарил и повернулся к двери.
– А теперь – наш музыкальный подарок… Цой!
К инструменту вышел смуглый паренек, казавшийся младше остальных, и легко поклонился. Контингент замолк, Денисыч пересел с крутящегося стула на обычный и закинул ногу на ногу.
Начал паренек тихо, пальцы двигались уверенно; мелодия, которую журналист когда-то слышал… Конечно, вспомнил. Франк, органная прелюдия си минор. Подался вперед, вдавившись грудью в ребро инструмента.
Крым, середина двухтысячных; Новый Свет, куда они с Никой добрались из Судака, облазив старую крепость. Попробовали море, Ника была в темных очках. Потом шли по тропе. Внизу, под скалой, качалось темно-синим стеклом море; низкие ветви крымской сосны, через заросли которой они с Никой шли, касались головы и осыпались сухими иглами… Ника шла молча, с наушниками в ушах; он держал ее за руку. «Вот, послушай…» Она остановилась, отлепила один наушник. Он придвинулся к ней и вложил в свое ухо теплый кусочек пластмассы с пористой подушечкой… Где-то далеко зашелестели аплодисменты, сливаясь с шумом воды; еще дальше, за кромкой моря, загудел орган. И они пошли дальше, как сиамские близнецы, связанные тонкой пуповиной музыки, перед которой вдруг отступили и море, и поросшие хвоей скалы, и катера внизу, оставлявшие в синем стекле длинные белые порезы… Орган, казавшийся ему прежде холодноватым инструментом, звучал тепло; впрочем, всё в то крымское лето было теплым: волны, швырявшиеся галькой; и вино,