Мелко исписанный инеем двор!

      Ты – точно приговор к ссылке

      На недоед, недосып, недобор,

      На недопой и на боль в затылке.

      Густо покрытый усышкой листвы,

      С солью из низко нависших градирен!

      Видишь, полозьев чернеются швы,

      Мерзлый нарыв мостовых расковырян.

      Двор, ты заметил? Вчера он набряк,

      Вскрылся сегодня, и ветра порывы

      Валятся, выпав из лап октября,

      И зарываются в конские гривы.

      Двор! Этот ветер, как кучер в мороз,

      Рвется вперед и по брови нафабрен

      Скрипом пути и, как к козлам, прирос

      К кручам гудящих окраин и фабрик.

      Руки враскидку, крючки назади,

      Стан казакином, как облако, вспучен,

      Окрик и свист, берегись, осади, —

      Двор! Этот ветер морозный – как кучер.

      Двор! Этот ветер тем родственен мне,

      Что со всего околотка с налету

      Он налипает билетом к стене:

      «Люди, там любят и ищут работы!

      Люди, там ярость сановней моей!

      Там даже я преклоняю колени.

      Люди, как море в краю лопарей,

      Льдами щетинится их вдохновенье.

      Крепкие[2] тьме полыханьем огней!

      Крепкие стуже стрельбою поленьев!

      Стужа в их книгах – студеней моей,

      Их откровений – темнее затменье.

      Мздой облагает зима, как баскак,

      Окна и печи, но стужа в их книгах —

      Ханский указ на вощеных брусках

      О наложении зимнего ига.

      Огородитесь от вьюги в стихах

      Шубой; от неба – свечою; трехгорным —

      От дуновенья надежд, впопыхах

      Двинутых ими на род непокорный».

      Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной,

      Прислушайся к голой побежке бесснежья.

      Разбиться им не обо что, и заносы

      Чугунною цепью проносятся понизу

      Полями, по чересполосице, в поезде,

      По воздуху, по снегу, в отзывах ветра,

      Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,

      Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

      Полями, по воздуху, сквозь околесицу,

      Приснившуюся