Живу я легко и беспечно,

      хотя уже склонен к мыслишкам,

      что все мы евреи, конечно,

      но некоторые – слишком.

      Душу наблюдениями грея,

      начал разбираться в нашем вкусе я:

      жанровая родина еврея —

      всюду, где торговля и дискуссия.

      Я счастлив, что жив и неистов

      тяжелый моральный урод —

      мой пакостный, шустрый, корыстный,

      настырно живучий народ.

      Еврей не каждый виноват,

      что он еврей на белом свете,

      но у него возможен брат,

      а за него еврей в ответе.

      Евреев тянет все подвигать

      и улучшению подвергнуть,

      и надо вовремя их выгнать,

      чтоб неприятностей избегнуть.

      Не терпит еврейская страстность

      елейного меда растления:

      еврею вредны безопасность,

      покой и любовь населения.

      Как ни скрывался в чуждой вере,

      у всех народов и времен

      еврей заочно к высшей мере

      всегда бывал приговорен.

      Особенный знак на себе мы несем,

      всевластной руки своеволие,

      поскольку евреи виновны во всем,

      а в чем не виновны – тем более.

      Под пятой у любой системы —

      очень важно заметить это —

      возводили мы сами стены

      наших тесных и гиблых гетто.

      Нельзя, когда в душе разброд,

      чтоб дух темнел и чах;

      не должен быть уныл народ,

      который жгли в печах.

      Евреи знали унижение

      под игом тьмы поработителей,

      но, потерпевши поражение,

      переживали победителей.

      Пустившись по белому свету,

      готовый к любой неизвестности,

      еврей заселяет планету,

      меняясь по образу местности.

      Спеша кто куда из-под бешеной власти,

      евреи разъехались круто,

      чем очень и очень довольны. А счастье —

      оно не пришло почему-то.

      Варясь в густой еврейской каше,

      смотрю вокруг, угрюм и тих:

      кишмя кишат сплошные наши,

      но мало подлинно своих.

      Мне одна догадка душу точит,

      вижу ее правильность везде:

      каждый, кто живет не там, где хочет, —

      вреден окружающей среде.

      Навеки предан я загадочной стране,

      где тени древние теснятся к изголовью,

      а чувства – разные полощутся во мне:

      люблю евреев я, но странною любовью.

      Что изнутри заметно нам,

      отлично видно и снаружи:

      еврей абстрактный – стыд и срам,

      еврей конкретный – много хуже.

      Еврей весь