Ветер хватает горящие листья

      И с шипением гасит в лужах.

      Он от плевел небо очистил.

      Ветер кружит.

      Хвойным запахом неистребимым

      Обернувшись, как целлофаном,

      Пожелтевшие щеки рябины

      До багрянца зацеловал он.

      В твоем окне – одно лишь только небо

      Там, на твоем десятом этаже.

      Ты ешь небесный хлеб. А я такого хлеба

      Еще не ел и не поем уже.

      Жить у небес – тут дело не в привычке.

      Ты смел и нервы у тебя крепки.

      Ведь сверху люди – чиркнутые спички.

      Троллейбусы, как будто коробки.

      А я на первом. И с балкона можно

      Полить на клумбе чахлые цветы,

      Футбол вчерашний обсудить с прохожим.

      Да и боюсь я этой высоты…

      Обрывок дачной улочки

      С верандами, балконами,

      А где же крендель булочной?

      Романы с моционами?

      Пыль по дороге катится.

      Коляска там проехала.

      Мне это место кажется

      Страничкою из Чехова.

      А где же тут насельники?

      Мечтатели и пьяницы,

      Витии да бездельники?

      Вдруг кто-нибудь появится!

      Да и куда деваться им?

      Темно. Дома прозрачные.

      На этаже двенадцатом

      Мерцают страсти дачные…

      Кругом валялся мусор всякий

      От амуниции солдат.

      И подавляющий Исакий

      В день подавленья был зачат.

      Все тот же всадник, сфинксы те же,

      Трон, содрогнувшись, устоял.

      Рассвирепевший самодержец

      По батюшке злодеев звал.

      Потом в каком-нибудь централе,

      На супостатов осердясь,

      Уже по матушке их звали.

      Был князь, да нынче снова – в грязь.

      Шли в глубину огромной, мглистой,

      Не осчастливленной земли.

      И, затмевая декабристов,

      За ними следом жены шли…

      Не верьте московским трамваям!

      Заняв поудобней места,

      Мы как-то совсем забываем,

      Что