Во вторник утром до завтрака Ганзен переписывал набело послесловие Толстого. В этот день Толстой не стал приглашать кого-либо на традиционную утреннюю прогулку, были вопросы, которые он хотел обдумать в одиночестве. Но, вернувшись, раскаялся: все же жаль, что с ним не было Ганзена. Лесной воздух прекрасен. Ганзен согласился и сообщил, что тоже был на прогулке и доволен, что смог собраться с мыслями.

      – Именно, – прокомментировал Толстой. – Остаться одному – это как перевести дыхание.

      Проведя час в кабинете, Толстой вернулся с новой версией послесловия. Он сел рядом с Ганзеном и, склонившись над рукописью, читал, не поднимая взгляда, с естественным выражением, благодаря которому можно было легко сосредоточиться на самом тексте. Закончив, встал, протянул Ганзену листы и вернулся к себе. Вскоре из его кабинета донеслись удары молотка. Сапожник Толстой увлекся работой.

      Рукопись пестрела зачеркиваниями и исправлениями. Ганзен договорился с Дунаевым, что тот будет диктовать, а Ганзен записывать. Вскоре Дунаеву пришлось уйти, и за дело взялась Софья Андреевна. Разбирать закорючки супруга не составляло для нее никакого труда. Случалось, она даже самому писателю помогала разобрать собственный почерк. В шестидесятых годах она переписывала «Войну и мир» двадцать раз. Взрослые дети также помогали переписывать тексты набело. Были и злоключения, к примеру, когда один из младших