Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве. Бен Хеллман
Читать онлайн книгу.
вспомнил переведенный им на датский рассказ Толстого «Где любовь, там и Бог». Там все было именно так. Толстой и герой рассказа – сапожник – были одним и тем же человеком, и эта небольшая мастерская со сводчатым потолком и узкими, выходящими в сад окнами словно переместилась сюда из рассказа.
После обеда, когда гости уехали и Дунаев вернулся в Москву, Толстой и Ганзен отправились на прогулку. Обсуждали современную зарубежную литературу, в которой Толстой разбирался поразительно глубоко. Наибольшую симпатию у него вызывали новые англо-американские романы, которые часто затрагивали социальные темы. Толстой называл имена, которые датчанин не слышал, однако его неосведомленность проблемой не стала: «Может быть, лучше не читать всего этого». Немецкую литературу Толстой ценил невысоко, французская казалась ему интереснее. Но не Золя! Золя, по сути, глуп. «Именно глуп. Он правда умеет описывать сцены, но ему не хватает цели, идеала. Ги де Мопассан гораздо талантливее». Антипатию вызывали у Толстого и некоторые иностранные критики, например француз Ипполит Тэн или соотечественник Ганзена Георг Брандес.
В четверг после завтрака Ганзен снова занимался переписыванием послесловия, на этот раз под диктовку Марии. Они сидели в столовой, где всегда собиралась семья. Татьяна читала книгу, старший брат Сергей ходил туда-сюда по комнате за руку с младшим Ваней. Внезапно Сергей сел за рояль и начал играть задорную русскую мелодию. Ваня тут же принялся кружиться руки в боки, Татьяна отложила книгу и тоже пошла в пляс, а вскоре к ней присоединилась и Мария. Ганзен с восторгом следил за их грациозными движениями. Потанцевав, Мария как ни в чем не бывало вернулась к диктовке.
Когда Ганзен закончил, появился Толстой, забрал переписанный текст и ушел к себе, чтобы спустя время вернуть листы со множеством добавлений и исправлений. По сути, он намеревался внести в послесловие несколько критических строк в собственный адрес, чтобы читатели не думали, что он считает себя лучше других. Но почему он этого не сделал?
– О, это лишнее. Во-первых, все и так ясно сказано, а во-вторых, у меня есть одна еще не оконченная вещь, для которой я и хочу приберечь все самое лучшее.
В тот же день, когда Толстой и Ганзен остались в столовой одни, Толстой сел за рояль и, глядя в раскрытые ноты, начал играть аккомпанемент к «Ich grolle nicht» Роберта Шумана. Ганзен тихо напевал мелодию.
Позже вечером настал черед для нового чистовика. Ганзен и Мария работали в столовой, не отвлекаясь на разговоры других и детские игры. После чая Толстой прочел послесловие вслух – и сделал дополнительные исправления. Ганзен получил следующую – уже пятую – версию со словами: «Ну, теперь хоть польку плясать!»
Они снова расположились в столовой. Толстой ходил вперед-назад, как обычно держа руки под ремнем. Ганзен шагал рядом. Речь зашла о философе и поэте Владимире Соловьеве. Толстой прокомментировал: «Я не понимаю, почему он