Я помню спальню и лампадку,

      Игрушки, теплую кроватку

      И милый, кроткий голос твой:

      «Ангел-хранитель над тобой!».

      Ты перекрестишь, поцелуешь,

      Напомнишь мне, что он со мной,

      И верой в счастье очаруешь…

      Я помню, помню голос твой!

      Я помню ночь, тепло кроватки,

      Лампадку в сумраке угла

      И тени от цепей лампадки…

      Не ты ли ангелом была?

      Дивчину пытает казак у плетня:

      «Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?

      Я саблей добуду для крали своей

      И светлых цехинов, и звонких рублей!».

      Дивчина в ответ, заплетая косу:

      «Про то мне ворожка гадала в лесу.

      Пророчит она: мне полюбится тот,

      Кто матери сердце мне в дар принесет.

      Не надо цехинов, не надо рублей,

      Дай сердце мне матери старой твоей.

      Я пепел его настою на хмелю,

      Настоя напьюсь – и тебя полюблю!».

      Казак с того дня замолчал, захмурел,

      Борща не хлебал, саламаты не ел.

      Клинком разрубил он у матери грудь

      И с ношей заветной отправился в путь:

      Он сердце ее на цветном рушнике

      Коханой приносит в косматой руке.

      В пути у него помутилось в глазах,

      Всходя на крылечко, споткнулся казак.

      И матери сердце, упав на порог,

      Спросило его: «Не ушибся, сынок?».

      Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?

      Не надо. Тревоги свои забудь.

      Мне ведь уже не шестнадцать, мама!

      Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.

      Я знаю, уж так повелось на свете,

      И даже предчувствую твой ответ,

      Что дети всегда для матери дети,

      Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет

      И все же с годами былые средства

      Как-то меняться уже должны.

      И прежний надзор и контроль, как в детстве,

      Уже обидны и не нужны.

      Ведь есть же, ну, личное очень что-то!

      Когда ж заставляют: скажи да скажи! —

      То этим нередко помимо охоты

      Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.

      Родная моя, не смотри устало!

      Любовь наша крепче еще теперь.

      Ну разве ты плохо меня воспитала?

      Верь мне, пожалуйста, очень верь!

      И в страхе пусть сердце твое не бьется,

      Ведь я по-глупому не влюблюсь,

      Не выйду навстречу, кому придется,

      С дурной компанией не свяжусь.

      И не полезу куда-то в яму,

      Коль повстречаю в пути беду,

      Я тотчас приду за советом, мама,

      Сразу почувствую и приду.

      Когда-то же надо ведь быть смелее,

      А если порой поступлю не так,

      Ну что ж, значит, буду потом умнее,

      И лучше синяк, чем стеклянный колпак.

      Дай твои