Два века я не жил, но от судьбы подарок,

      не знаю все ж, за что, роскошный получил:

      был вхож я в оба, причем без контрамарок,

      но право по счетам исправно все ж платил.

      Летели годы, минуты отбивали,

      двадцатый канул где-то за спиной,

      а двадцать первый принял эстафету,

      вперед рванул, как быстрый метеор.

      С собою прихватил меня попутно,

      за руки, ноги в гущу уволок,

      ту гущу, что зовут водоворотом

      земных страстей, волнений и тревог.

      Но я доволен и безмерно счастлив,

      что довелось промчаться все же мне

      одною жизнью, живой и настоящей,

      по двум векам благодаря судьбе.

      Два века я не жил, но от судьбы подарок,

      не знаю все ж, за что, роскошный получил:

      был вхож я в оба, причем без контрамарок,

      но право по счетам исправно все ж платил.

      Ты лети-лети, перо,

      по бумаге далеко

      и, скользя легко-легко,

      ты пиши домой письмо.

      Ты пиши моей любимой,

      маменьке моей родимой,

      другу детства и сестре,

      брату, детям о судьбе.

      Ты пиши, что все в порядке,

      дни чудесны, ночи сладки,

      беды где-то в стороне,

      жив, здоров и на коне.

      Ты пиши, что нет печали,

      чтоб они спокойно спали

      да меня не забывали

      и с любовью дома ждали.

      Ты пиши, что я скучаю,

      часто их всех вспоминаю,

      что они всегда при мне,

      в моем сердце и душе.

      Ты лети-лети, перо,

      по бумаге далеко

      и, скользя легко-легко,

      ты пиши домой письмо.

      О черт, ей-богу, мне бы знать,

      что предстоит еще отведать,

      успею стих ли дописать,

      с прекрасной дамой отобедать.

      Успею ли детей поднять,

      увидеть внуков становленье,

      и хватит сил ли устоять,

      когда явится провиденье.

      О черт, ей-богу, что молчать,

      будь добр тихо мне поведать,

      когда с тобою встречи ждать,

      как долго по земле мне бегать.

      Когда решишь меня прибрать,

      ты не тяни, бери мгновенно,

      не страшно мне ведь умирать,

      привык я уходить почтенно.

      О черт, ей-богу, что сказать,

      чтоб от души, но не злословить,

      чтоб кости не перемывать,

      а