В тумане, как за занавеской,

      скрывался людный берег невский,

      а с ним – болезни, голод, слёзы,

      в низах тонувшие обозы;

      цепь изможденных лошадей,

      что кое-как тащили ноги,

      тела невыживших людей,

      что остывали у дороги…

      – Кому нужны все эти беды? —

      роптали те, кто посмелей, —

      ведь жили же когда-то деды

      без моря здесь и кораблей.

      Не все смогли тогда понять,

      зачем пришлось зверей гонять,

      десятки просек прорубить

      и столько сосен загубить.

      Шептались: «Царь сошёл с ума!»

      Но Пётр был твёрд! И шла работа!

      Из сосен с дикого болота

      на сваях строили дома.

      Бутили топи серым камнем,

      мостили брёвнами в обхват.

      И засыпали рвы руками,

      поскольку не было лопат.

      Рождался в муках город новый,

      на остальные не похож,

      и царский домик, сруб сосновый,

      был поскромней домов вельмож.

      Всего три комнатки в нём было,

      царю бы их вполне хватило,

      чтоб отдохнуть от многих дел,

      да Пётр на месте не сидел.

      Он был от домика вдали.

      Трудился там, желанья полный

      спустить на ладожские волны

      скорее с верфи корабли.

      Мечтой о море заболев,

      стал ненавидеть волокиту.

      Примчав из Ладоги, велел

      позвать Демидова Никиту,

      сказав: «Желанием горю

      под этой собственною крышей,

      как обещание Царю

      им выполняется услышать».

      Знал государь, что не пятак

      цена уральскому железу,

      а тут ещё и шведы лезут,

      не унимаются никак.

      И значит, надо пушки