Дым из труб,

      а тропа снежная.

      Нежный и грубый,

      но больше нежный,

      я прихожу в незнакомый дом,

      в дом, где мне каждый угол знаком,

      где мне говорят: «Ну, как? Поостыл?»

      Я не остыл. Я просто простыл.

      Я изучил от доски до доски

      комнату, где шелестят сквозняки,

      комнату, где прокурен насквозь

      каждый проржавленный рыжий гвоздь…

      Мне говорят: «Успокойся, поэт.

      Обидами полон белый свет».

      Но кто же увидит, что в сердце моем

      Дева-Обида играет копьем?

      Холод трогает суставы

      и кружится голова,

      а на стеклах прорастает

      непонятная трава.

      Но реальнее растений

      и сумятицы в крови

      моментальные, как тени,

      руки тонкие твои.

      Пусть в глухой неразберихе

      нужный жест не оценён,

      за окном бело и тихо,

      там пушной аукцион.

      Там следят паркет истертый

      башмаки смещенных лиц,

      а в канавах тонут гордо

      отраженья нищих птиц.

      Там стареют почтальоны,

      телеграммы разнося,

      восседает ночь на троне,

      фонарей лучи гася.

      Там почти неуловима

      разница: минута… век…

      Но оттуда твое имя

      нашептал мне белый снег.

      Обещают: сломишь шею!

      Я верчусь, как юный бес.

      Но предчувствие крушений

      неуклонно гонит в лес.

      Сосны давят рыжей грудью

      и стеной встают кусты.

      Известковое безлюдье,

      ледниковые мосты.

      Я герой холста немого,

      я почти неуловим.

      Ухожу, но снова, снова

      рвусь сквозь ясный белый дым.

      Только стелется морозный

      след мой – вечное кольцо,

      да стеклянные занозы

      раздирают мне лицо.

      Лунный круг. Дорожки света.

      Сосны. Снег. Тропа. Следы.

      Я не знаю, чем согрета,

      чем обрадована ты.

      Затаился белый север

      в тишине холодных гряд.

      И снежинки равномерно

      вьются, мечутся, летят.

      И, мерцая, без ответа

      на меня звезда глядит.

      Лунный круг. Дорожки света.

      Сосны. Снег. Тропа. Следы.

      Отплясывает

      вынужденный твист

      крутящийся под ветром желтый лист.

      Каратами

      расчислены молитвы,

      как карты, передергиваю ритмы.

      Гроза запаздывает,

      как нелепый фокус,

      в глаза заглядываю, слушаю твой голос.

      Роса по пальцам

      шариками бродит,

      глаза печалятся и в сторону уходят.

      Но небо слышит, верует и видит:

      вчера не вышло —

      сегодня выйдет!

      Душный день, а потом – телеграмма, но рано

      говорить о неведомо близком и странном.

      Пусть