До Гэри Уорда она была неуклюжей, неуверенной в себе. Школа стоит так дорого! Сорок пять тысяч долларов в год, потом страховка скрипки – тридцать тысяч долларов. Ее дедушка взял ссуду, чтобы она смогла пойти сюда учиться. Дядя тоже дал денег, хоть и ворчал. Она делала расчеты на полях тетрадей. Ей повезло, что она сумела договориться с мистером Г. и убедить его: она вовсе не боится гладить! Даже если это целая история! Он носит рубашки с пышными жабо, с длинными браслетами, лентами и кружевами. Словно какой-нибудь старинный французский маркиз. Он требует, чтобы на рубашках не было ни одной складки. Потому что ему надо поддерживать свою легенду. Нужно всегда внушать зависть, никогда жалость. Он смотрит, как она гладит, и описывает ей свою жизнь, кабаре, где он играл, свои победы над женщинами. «Теперь, – говорит он, – я уже слишком стар, я ни на что не гожусь, потому что обо мне уже невозможно мечтать, дрожа от страсти. Ни одна женщина не ждет меня». Он поливает себя одеколоном, который пахнет так сильно, что она задерживает дыхание, когда подходит поближе. «Ну скажи мне, я еще ничего, а, сохранилась стать?» Она смотрит на его коричневую фетровую шляпу, на седые пышные волосы, на черное кожаное пальто, на большие черные очки, на желто-зеленые ботинки из крокодиловой кожи и кивает головой. «Ну, ты живешь у меня, значит, я кому-то еще приношу пользу, спасибо тебе за это, девочка моя! Тем более что Улисс мне больше чем друг, он мне брат. Я пожертвовал бы своей шкурой, чтобы спасти его. Мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы. И видишь, ни разу друг друга не предали. Ни одного разу! Улисс – это святое, пусть кто попробует его тронуть!»

      Калипсо слушает и кивает.

      Она не знает, где нашла бы девять тысяч долларов, чтобы снимать комнату в бедном квартале, где ей к тому же пришлось бы крепко сжимать под мышкой футляр скрипки каждый