Рембрант, грустный госпиталь, полный шептаний,

      Украшенный только большим распятьем,

      Где скорбная молитва изливается бранью,

      И внезапный зимний луч пронзает проклятья,

      Микеланджело, пустырь, где сквозь Геркулесовы Тернии,

      Поднимаются ввысь, смешаясь с Христами,

      Мощные призраки, которые во мгле вечерней

      Рвут саваны, вытягивая пальцы, своими руками.

      С яростью боксёра, с безумием фавна,

      Собравший в себе дар слуги прекрасный,

      С гордостью в сердце, человек хилый и славный,

      Пюже, император рабов, задумчивый, страстный.

      Ватто, именитых сердец карнавал,

      Где мотыльки летят и сгорают в огне,

      Где украшают легко, с блеском, бал,

      Добавляя безумие в вертящемся сне.

      Гойя, полный жестокого кошмара,

      Где есть зародыши, которых варят на шабаш,

      Где старухи в зеркале и детей нагих пара,

      Для соблазна которых готовят демонов ералаш.

      Делакруа, озеро крови, где живут злые гении,

      В тени рощи вечнозелёные елей лекала,

      Где под тёмным небом фанфар упоение

      Проходит, как вздох Вебера под сурдинку усталый.

      Эти проклятия, кощунства, жалобы бесконечные,

      Эти экстазы, крики, слёзы – Te Deum, —

      Эхо повтора тысячью лабиринтов вечных;

      Для сердца смертных – это божий опиум!

      Это крик, повторённый тысячами на часах,

      Приказ, посланный рупором тысячам на посту;

      Это горящий маяк на тысячах крепостях,

      Зов охотников, потерявшихся в дремучем лесу!

      Поистине, Господи, лучший свидетель

      Нашего уважения, которого не счесть,

      Из века в век, это пылких рыданий благодетель,

      На берег вашей вечности, приходящий умереть!