Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ.

      Все наши фиоритуры не стоят наших затрат.

      Умение строить куры, искусство уличных драк —

      Все выше литературы. Я правда думаю так.

      Покупка вина, картошки, авоська, рубли, безмен

      Важнее спящих в обложке банальностей и подмен.

      Уменье свободно плавать в пахучей густой возне

      Важнее уменья плавить слова на бледном огне.

      Жизнь выше любой удачи в познании ремесла,

      Поскольку она богаче названия и числа.

      Жизнь выше паскудной страсти ее загонять в строку,

      Как целое больше части, кипящей в своем соку.

      Искусство – род сухофрукта, ужатый вес и объем,

      Потребный только тому, кто не видел фрукта живьем.

      Страдальцу, увы, не внове забвенья искать в труде,

      Но что до бессмертия в слове – бессмертия нет нигде.

      И ежели в нашей братье найдется один из ста,

      Который пошлет проклятье войне пера и листа

      И выскочит вон из круга в размокнутый мир живой, —

      Его обниму, как друга, к плечу припав головой.

      Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и ад

      В огне веселых пожарищ, а я побреду назад,

      Где светит тепло и нежаще убогий настольный свет —

      Единственное прибежище для всех, кому жизни нет.

      Жизнь не стоит того, чтоб жить, тем более умирать.

      Нечем особенно дорожить, нечего выбирать.

      Месиво, крошево, тесто, печево, зелье, белье, сырье —

      Пусть ее любят те, кому нечего делать, кроме нее.

      Непонятна мне пастернакова дружба с его сестрой:

      Здесь кончается одинаково все, несмотря на строй.

      Что есть жизнь? Роенье бактерий, чавканье, блуд в поту.

      Нам, по крайности, дан критерий, которого нет в быту.

      Пусть ее любят отцы семейства, наместники теплых мест,

      Все, кому в принципе здесь не место, но только они и есть.

      Пусть ее любят пиявки, слизни, тюзовский худсовет —

      Делай что-нибудь, кроме жизни, вот тебе мой завет.

      Все, что хочешь. Броди по Денверу, Килю или Сен-Клу.

      Растекайся мыслью по дереву, выпиливай по стеклу,

      Изучай настойку на корках, заговор на крови,

      Спи по часу, ходи в опорках, сдохни. Но не живи.

      Рви с отжившим, не заморачиваясь: смылся и был таков.

      Не ходи на слеты землячеств, встречи выпускников.

      Пой свое, как глухарь, токующий в майском

                                                                   ночном логу.

      Бабу захочешь – найди такую же. Прочих отдай врагу.

      Дрожь предчувствия, страх за шкуру, пресная болтовня,

      Все, чему я молился сдуру, – отойди от меня.

      Я запрусь от тебя, как в танке. Увидим, кому хужей.

      Стой в сторонке, нюхай портянки, не тронь моих

                                                                   чертежей.

      У меня насчет моего таланта иллюзий нет.

      В нашем деле и так избыток зазнаек.

      Я поэт, но на фоне Блока я не поэт.

      Я прозаик, но кто сейчас не прозаик?

      Загоняв себя, как Макар телят,

      И колпак шута заработав,

      Я открыл в себе лишь один, но большой талант —

      Я умею злить идиотов.

      Вот сидят, допустим, – слова цивильны, глаза в тени,

      Говорят чего-нибудь о морали…

      Я еще не успел поздороваться, а они

      Заорали.

      И будь он космополит или патриот,

      Элита или народ, красавец или урод,

      Раскинься вокруг Кейптаун или Кейп-код,

      Отчизна-мать или ненька ридна, —

      Как только раскроет рот

      Да как заорет, —

      Становится сразу видно, что идиот.

      А до того иногда не видно.

      Иногда я что-нибудь проору в ответ,

      Иногда с испугу в обморок брякнусь.

      Я едва ли потребен Господу как поэт,

      Но порой полезен ему как лакмус.

      Может быть, фейс-контроль. А может, у них