Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. Игорь Орлов
Читать онлайн книгу.
и иное содержание произведений, абсурдизм и загадки в первооснове имеют узнаваемый мир и могут побудить к историческому исследованию;
• в рамках выразительной истории материалом для исторических построений могут служить только аналогичные факты, описанные в художественных произведениях, на основе принципа добавления.
В разные эпохи повседневность в литературе и искусстве приобретала социально заостренные черты. Наглядным примером этому служит образ мещанина в русской и советской литературе первой половины XX столетия. В официальных документах начала ХХ в. был распространен термин «мирные городские обыватели», т. е. мещанство как сословие отделялось от мещанства как принципа. Зато в литературе мещанство, как застывший литературный образ, наделялось следующими чертами: посредственность и замкнутость на интересы «своего мирка», «неправедно» нажитое богатство как способ занять неподобающее место в обществе, стяжательство и скопидомство. Еще в 1880-е годы Н.Г. Помяловский отмечал «крайнюю благопристойность» и «отсутствие всякой живой мысли» у мещан, бережливость и попытки вырваться из своего круга («мещанское счастье»), Г.И. Успенский в качестве символов пошлости и мещанства определил герань в окне и слоников на комоде. Синонимом пошлости мещанство выступало и у А.И. Куприна. У символистов начала ХХ в. (Д.С. Мережковского, К.Д. Бальмонта, В.Я. Брюсова и др.) мещанство выступало средоточием мирового зла и «лицом хамства». Для М. Горького мещане – «серенькие трусы и лгуны», а мещанство – проклятие мира, пожирающее личность изнутри: это Уж в «Песне о Соколе» и Пингвин в «Песне о Буревестнике».
В советских словарях 1920— 1930-х годов мещанство стало синонимом мелкобуржуазности. Ведь «гримасы нэпа» предоставили новый набор литературных типажей «нового мещанина». В 1920-е годы конструктивисты и лефовцы, стремясь утвердить «диктатуру вкуса», предложили объявить войну мещанству и пошлости, «лубочным безобразиям» и «псевдопролетарским безделушкам». Мещанскими и мелкобуржуазными объявлялись самые разнообразные бытовые предметы, виды одежды и причесок. На бытовых конференциях 1929 г. демонстрировались макеты комнат мещан, заполненные символами «уходящей жизни», к которым были отнесены: этажерки и пышные занавески, семейные фотографии и цветы в горшках (особенно герань и фикус), абажуры и граммофоны [Лебина, 2006. С. 232].
Против «мурла мещанина» выступали К.А. Федин, В.В. Хлебников и др. В 1920-е годы В.В. Маяковский называл мещан «желудками в панаме», для которых употреблял следующие характеристики: «имеющие ванну и теплый клозет» и «думающие, нажраться лучше как». В стихах Маяковского портрет Карла Маркса, заключенный в алую рамочку и повешенный в бывшем красном углу, становится некой иконой советского мещанства, а канарейка из детали повседневного быта превращается в символ, образ врага в обманчиво декоративном оперении. Роман И. Ильфа и Е. Петрова «12 стульев» (1927), который задумывался как антилевацкий