Едва пчелиное гуденье замолчало,

      Уж ноющий комар приблизился, звеня…

      Каких обманов ты, о сердце, не прощало

      Тревожной пустоте оконченного дня?

      Мне нужен талый снег под желтизной огня,

      Сквозь потное стекло светящего устало,

      И чтобы прядь волос так близко от меня,

      Так близко от меня, развившись, трепетала.

      Мне надо дымных туч с померкшей высоты,

      Круженья дымных туч, в которых нет былого,

      Полузакрытых глаз и музыки мечты,

      И музыки мечты, еще не знавшей слова…

      О, дай мне только миг, но в жизни, не во сне,

      Чтоб мог я стать огнем или сгореть в огне!

      Есть слова. Их дыханье что цвет:

      Так же нежно и бело-тревожно;

      Но меж них ни печальнее нет,

      Ни нежнее тебя, невозможно.

      Не познав, я в тебе уж любил

      Эти в бархат ушедшие звуки:

      Мне являлись мерцанья могил

      И сквозь сумрак белевшие руки.

      Но лишь в белом венце хризантем,

      Перед первой угрозой забвенья,

      Этих вэ, этих зэ, этих эм

      Различить я сумел дуновенья.

      И, запомнив, невестой в саду,

      Как в апреле, тебя разубрали, —

      У забитой калитки я жду,

      Позвонить к сторожам не пора ли.

      Если слово за словом, что цвет,

      Упадает, белея тревожно,

      Не печальных меж павшими нет,

      Но люблю я одно – невозможно.

      Скажите, что сталось со мной?

      Что сердце так жарко забилось?

      Какое безумье волной

      Сквозь камень привычки пробилось?

      В нем сила иль мука моя,

      В волненьи не чувствую сразу:

      С мерцающих строк бытия

      Ловлю я забытую фразу…

      Фонарь свой не водит ли тать

      По скопищу литер унылых?

      Мне фразы нельзя не читать,

      Но к ней я вернуться не в силах…

      Не вспыхнуть ей было невмочь,

      Но мрак она только тревожит:

      Так бабочка газа всю ночь

      Дрожит, а сорваться не может…

      Желтый пар петербургской зимы,

      Желтый снег, облипающий плиты…

      Я не знаю, где вы и где мы,

      Только знаю, что крепко мы слиты.

      Сочинил ли нас царский указ?

      Потопить ли нас шведы забыли?

      Вместо сказки в прошедшем у нас

      Только камни да страшные были.

      Только камни нам дал чародей,

      Да Неву буро-желтого цвета,

      Да пустыни немых площадей,

      Где казнили людей до рассвета.

      А что было у нас на земле,

      Чем вознесся орёл наш двуглавый,

      В темных лаврах гигант на скале, —

      Завтра станет ребячьей забавой.

      Уж на что был он грозен и смел,

      Да