Простите мне!

      Ты любишь сына моего?

                           Простите…

      Ты любишь?

                 Вы же любите его?

      Оставь увертки: я люблю по праву,

      Что всем известно. Но открой же мне

      Все чувства: страсть твоя сама себя

      Изобличила.

                 Так, я вам сознаюсь,

      Склонив колени: видит Бог и вы,

      Что больше вас и только меньше Бога

      Я сына вашего люблю!

      Мой беден род, но честен, такова ж

      Любовь моя. Не гневайтесь: она

      Любимому не принесет вреда.

      Ведь я его люблю без притязаний,

      Не жду любви, пока не заслужу;

      Хотя, как заслужить ее – не знаю.

      Люблю напрасно, безнадежно – знаю!

      Однако в это решето сквозное

      Я вечно лью струи моей любви,

      Неистощимо. Точно как индиец,

      Боготворю в священном заблужденье

      То солнце, что, взирая на меня,

      Меня не видит. Добрая графиня,

      Не гневайтесь, что я его люблю,

      Что любим мы одно. Но если вы –

      Чьи годы были в юности безгрешны –

      Когда-нибудь таким огнем любви

      Горели чистым, что богиня ваша

      Была Дианой и Венерой вместе, –

      То сжальтесь вы над той, что все дает

      И ничего взамен себе не ждет,

      Не ищет с тем, чтобы найти, но сладко

      В себе самой смерть носит, как загадка!

      Не собралась ли ты – ответь мне правду –

      В Париж уехать?

                    Да.

                       Зачем? Но – правду!

      Скажу вам правду – небом я клянусь!

      Вы знаете – отец мне завещал

      Испытанные, редкие рецепты.

      Он, опытом и знаньем их добыв,

      Для важных случаев их мне оставил,

      Чтоб только в крайности употреблять.

      По свойствам внутренним они сильнее,

      Чем кажутся по виду. Между ними

      Имеется испытанное средство

      От недуга смертельного, который

      Терзает короля.

                   Зачем