Сюндю слушали, говорили, будто слышно, а не знаю, слышно или не слышно, я этого не испытала.

      Один парень пришёл да сказал: «Девчонки, пойдёмте Сюндю слушать». Я думаю: я не пойду, я боюсь. Вечером, уже часов в одиннадцать – раньше не слышно, говорят. Не знаю, слышно или не слышно. Сначала он им рассказал: «Пошли, – говорит, – как-то девчонки Сюндю слушать, сели на коровью шкуру. А круг обвели, чтобы Сюндю их не забрал, а хвост оставили не обведённым. Сюндю пришёл, – говорит, – да хвост как схватил, пошёл их по деревне таскать!» «Ой-ой-ой! Я-то уж не пойду!» Никто и не пошёл, раз сначала настращал!.. А так говорили, что слышно, но я не знаю… На росстани ходили. Говорили, что слышалось: где свадьба, или где покойник, или что предвещает… Не знаю, что это.

      Это до Рождества, сегодня – день Сюндю, а завтра – Рождество. Потом есть другой день Сюндю – сегодня день Сюндю, завтра Крещение. Так раньше говорили… Пекли, к приходу пекли блины. Я помню, мама испекла блины: Сюндю придет, надо блины испечь. А когда уходит, тогда пекли продолговатые пирожки, говорили: надо концы носков испечь для Сюндю перед уходом, а то ноги замерзнут, когда пойдет. Продолговатые пирожки! Их с пшеном или с горохом делали. Я помню, мама говорила: «Завтра надо для Сюндю концы носков испечь». А блины печёт, дак это вроде как придет, чтобы ноги не замерзли – портянки, портянки для Сюндю.

      Мама все эти обычаи соблюдала: грязную воду в этом промежутке на улицу не выливали. Говорила: «Грязь из дома на улицу не носить!» Золу снимали, дак в сенях и держали. А грязную воду в хлев выливали. Нет, нет! Это я очень хорошо помню, мама наша очень строго это соблюдала, чтобы не выносили на улицу грязь во время земли Сюндю.