Сей день, я помню, для меня

      Был утром жизненного дня:

      Стояла молча предо мною,

      Вздымалась грудь ее волною,

      Алели щеки, как заря,

      Все жарче рдея и горя!

      И вдруг, как солнце молодое,

      Любви признанье золотое

      Исторглось из груди ея…

      И новый мир увидел я!..

      Оратор римский говорил

      Средь бурь гражданских и тревоги:

      «Я поздно встал – и на дороге

      Застигнут ночью Рима был!»

      Так!., но, прощаясь с римской славой,

      С Капитолийской высоты

      Во всем величье видел ты

      Закат звезды ее кровавой!..

      Блажен, кто посетил сей мир

      В его минуты роковые![3]

      Его призвали всеблагие

      Как собеседника на пир.

      Он их высоких зрелищ зритель,

      Он в их совет допущен был —

      И заживо, как небожитель,

      Из чаши их бессмертье пил!

      Через ливонские я проезжал поля,

      Вокруг меня все было так уныло…

      Бесцветный грунт небес, песчаная земля —

      Все на душу раздумье наводило.

      Я вспомнил о былом печальной сей земли —

      Кровавую и мрачную ту пору,

      Когда сыны ее, простертые в пыли,

      Лобзали рыцарскую шпору.

      И, глядя на тебя, пустынная река,

      И на тебя, прибрежная дуброва,

      «Вы, – мыслил я, – пришли издалека,

      Вы, сверстники сего былого!»

      Так! вам одним лишь удалось

      Дойти до нас с брегов другого света.

      О, если б про него хоть на один вопрос

      Мог допроситься я ответа!..

      Но твой, природа, мир о днях былых молчит

      С улыбкою двусмысленной и тайной, —

      Так отрок, чар ночных свидетель быв

                                                   случайный,

      Про них и днем молчание хранит.

      Песок сыпучий по колени…

      Мы едем – поздно – меркнет день,

      И сосен, по дороге, тени

      Уже в одну слилися тень.

      Черней и чаще бор глубокий —

      Какие грустные места!

      Ночь хмурая, как зверь стоокий,

      Глядит из каждого куста!

      Есть в светлости осенних вечеров

      Умильная, таинственная прелесть:

      Зловещий блеск и пестрота дерев,

      Багряных листьев томный, легкий шелест,

      Туманная и тихая лазурь

      Над грустно-сиротеющей землею,

      И, как предчувствие сходящих бурь,

      Порывистый, холодный ветр порою,

      Ущерб, изнеможенье – и на всем

      Та кроткая улыбка увяданья,

      Что