Устроившись на боку, он почувствовал такое удовлетворение, какое, наверное, испытывает младенец в утробе матери, но вдруг вспомнил, что почти всю ночь сидел во дворе у своего соседа, пил водку и говорил о каких-то важных вещах. О каких именно, он вспомнить не мог, но скорее всего (как обычно), обсуждалась политическая обстановка в стране и уточнялась генеалогия высоких государственных чинов. Странно, что при этом обсуждении под водку он совсем не испытывал привычную в такие минуты уверенность в себе и приятную умиротворенность. Краем глаза он посматривал на соседскую дочку, которая периодически возникала с очередной бутылкой и лепешкой. Это была шустрая и в то же время удивительно спокойная девочка лет 14-ти в джинсах на бедрах, топике и почему-то в косынке. Он с умилением смотрел, как она кивает отцу на любые его вопросы и замечания, как она грациозно двигается по этому старому, заваленному строительным мусором двору. Он даже отпустил в ее адрес пару комплиментов, вроде того, «Какая она воспитанная и вообще далеко пойдет…». Спустя некоторое время он увидел, что девушка находится в состоянии легкого транса, в ушах у нее наушники от мобильного телефона и обратил внимание на загадочную татуировку над низко сидящим поясом джинсов как раз между двух сексуальных тазовых ямочек. Наверное, она не слышит ничего из того, что говорит ей отец или я, и вообще она занята своей юной жизнью, а мы для нее какие-то элементы сада, за которыми необходимо периодически ухаживать. Тут-то усач и начал медленное погружение в глубокую тоску. Он вдруг понял, что совсем уже не молод, что живет он на белом свете, в общем-то, без определенной цели и смысла, как какой-то никому не нужный робот. Сексуальная теплота, мягко обволакивающая его при взглядах на соседскую дочку, превратилась в сжимающий холод одиночества. Он остро осознал, что, по большому счету, никогда не был любим и большинство женщин не видело в нем мужчину. Водка,