Динамическая сущность характерологии В. О. Пелевина. Дмитрий Валерьевич Нечепуренко
Читать онлайн книгу.
цельно, душа – нет. Поэзия, по Гессе, оперирует мнимоцельными и мнимоедиными персонажами. Писатель считал, что единство личности является лишь «иллюзией» [211].
Термины «характер», «тип», «подражание», «символизирование» констатируют разные аспекты связей искусства с внехудожественной реальностью. В статье В. А. Беглова «Характер и характерология в эпических исканиях русской литературы середины ХIХ века» говорится, что, несмотря на частое использование термина «характер» в литературоведении, наполнение его остается неопределённым [40]. Об отсутствии строгой дифференциации понятий «характер», «человек», «личность», «литературный герой», «образ» говорят и другие исследователи. Семантическая близость этих понятий обусловила частое употребление их в одном синонимическом ряду. Большинство современных теоретиков литературы понимают характер как образ человека, увиденный не изнутри, не с последней смысловой позиции самой личности, а извне, с точки зрения другого, и увиденный как «другой», а не как «я». Характер, во многом объектный образ, предполагает наличие всезнающего автора, обладающего по отношению к герою авторитетной и бесспорной позицией вненаходимости, с которой он может завершить и объективизировать своё создание. Актуальной проблемой в литературе середины ХIХ века было осмысление понятий «тип» и «типизация». Как говорилось выше, под термином «тип» понимают реализацию в персонаже повторяющейся черты, свойства, качества личности, либо воплощение общего в индивидуальном. В характере же преобладает внутреннее движение, в типе только устойчивые, сформировавшиеся признаки. В. А. Беглов высказывает предположение, что в 40-е годы имелось не менее трёх исходов в парадигме «характер – тип». Первый нашел выражение в классических произведениях натуральной школы, в первую очередь, в физиологическом очерке. Герой здесь – социальный тип в чистом виде; индивидуальный план сведен к минимуму, изображаемый человек – один из многих. Второй из возможных исходов шкалы «характер – тип» основан на осознании того, что тип – не законченный продукт, а определённое звено в цепи, связывающей характер и автора. Характер вырастает в тип словно бы для того, чтобы быть отражённым другим «я». Большинство классиков ХIХ века плодотворно пользовалось этим способом, который, предполагают, восходит к Лермонтову, но концептуальную завершённость получил в романах Гончарова (Штольц – Обломов).
Устоявшаяся практика взаимного отражения постепенно переросла в «двойничество» (Ф. М. Достоевский). Притягательность приёма объясняется тем, что им «расшатывается» завершённость типа, того, к чему он изначально тяготеет. Третий способ называют «прозрачностью» или «проницаемостью» типа. Он реализуется тогда, когда обобщение возводит тип в сверхтип. В сверхтипе авторская позиция обнажается до предела. Подобное мы можем наблюдать в «Рудине» и в «Отцах и детях» И. С. Тургенева [40]. В 40-е годы ХIХ века имелось два резко отличавшихся друг от