Сквозь окна хлещет длинный луч,

      Могучий дом стоит во мраке.

      Огонь раскинулся, горюч,

      Сверкая в каменной рубахе.

      Из кухни пышет дивным жаром.

      Как золотые битюги,

      Сегодня зреют там недаром

      Ковриги, бабы, пироги.

      Там кулебяка из кокетства

      Сияет сердцем бытия.

      Над нею проклинает детство

      Цыпленок, синий от мытья.

      Он глазки детские закрыл,

      Наморщил разноцветный лобик

      И тельце сонное сложил

      В фаянсовый столовый гробик.

      Над ним не поп ревел обедню,

      Махая по ветру крестом,

      Ему кукушка не певала

      Коварной песенки своей:

      Он был закован в звон капусты,

      Он был томатами одет,

      Над ним, как крестик, опускался

      На тонкой ножке сельдерей.

      Так он почил в расцвете дней,

      Ничтожный карлик средь людей.

      Часы гремят. Настала ночь.

      В столовой пир горяч и пылок.

      Графину винному невмочь

      Расправить огненный затылок.

      Мясистых баб большая стая

      Сидит вокруг, пером блистая,

      И лысый венчик горностая

      Венчает груди, ожирев

      В поту столетних королев.

      Они едят густые сласти,

      Хрипят в неутоленной страсти

      И, распуская животы,

      В тарелки жмутся и цветы.

      Прямые лысые мужья

      Сидят, как выстрел из ружья,

      Едва вытягивая шеи

      Сквозь мяса жирные траншеи.

      И пробиваясь сквозь хрусталь

      Многообразно однозвучный,

      Как сон земли благополучной,

      Парит на крылышках мораль.

      О пташка божья, где твой стыд?

      И что к твоей прибавит чести

      Жених, приделанный к невесте

      И позабывший звон копыт?

      Его лицо передвижное

      Еще хранит следы венца,

      Кольцо на пальце золотое

      Сверкает с видом удальца,

      И поп, свидетель всех ночей,

      Раскинув бороду забралом,

      Сидит, как башня, перед балом

      С большой гитарой на плече.

      Так бей, гитара! Шире круг!

      Ревут бокалы пудовые.

      И вздрогнул поп, завыл и вдруг

      Ударил в струны золотые.

      И под железный гром гитары

      Подняв последний свой бокал,

      Несутся бешеные пары

      В нагие пропасти зеркал.

      И вслед за ними по засадам,

      Ополоумев от вытья,

      Огромный