Шумит трава. Ликует небосвод.

      И собран хлеб, и сорван плод.

      Во всем величие, уверенность и сила.

      И там, у горизонта, вдалеке,

      Они стоят, рука в руке,

      Мать и отец единственного сына.

      Всему предел. И детству есть предел.

      И он уходит. На переднем плане

      Шумит трава, и дом, под солнцем бел,

      И ставни настежь…

      Каждый день из года в год

      Начинается надеждой,

      И разбросанной одеждой

      Первых утренних забот.

      Кто-то по двору идет,

      Слышен звон ведра пустого…

      Начинается с простого

      Каждый день из года в год.

      На беду, живу не так.

      На беду, томленье словом.

      Словом, я разочарован,

      И все это не пустяк.

      Как же быть на свете белом?

      Жить в колючей пустоте?

      Что-то знать и что-то делать,

      Говорить слова не те?

      По вагонам ходит нищий:

      В сапогах и телогрейке.

      Милосердие он ищет,

      Собирает по копейке.

      Все, что в кепку ему бросят,

      Принимает он поклоном.

      И отсвечивает осень

      Медяков его зеленым.

      Вот он спит в пространстве душном

      На вагонной длинной лавке –

      В кепке рядышком полушки,

      Будто карточные ставки.

      Бог, зачем у двери Рая

      Он нашел свое жильё,

      По копейке собирая

      Милосердие твоё?

      Как губка, вечер влажен,

      Он радостью несмелой

      Стучится в окна ваши,

      Воркует голубем белым,

      Звенит звонком трамвайным,

      Шуршит листвою вишен.

      Всемировой дневальный,

      Он на дежурство вышел.

      И вот как в детстве, снова

      Вы не стыдитесь верить,

      Что вы всему основа,

      Что вами дышит Время.

      Застенчивое чудо,

      Как губка, вечер влажен!

      И кто мы есть? Откуда?

      Какое Слово скажем?

      Где быт, суета и короста

      Привычек оставили след,

      В сетях своего благородства

      Живет, задыхаясь, поэт.

      В помятом камзоле, при шпаге

      Сидит за столом,