В Израиле не тают январи,

      Стекая в лоно марта февралями.

      До половины дня луна горит,

      Сгибая солнца яростное пламя.

      Приходит время мартов, и земля

      Кружит в апрелях

      Цветовую гамму…

      И майская цветная конопля

      Взрывает мозг, овладевая нами.

      Июней обалдевшая листва

      Промеж плодов по-райскому разлита.

      И солнце августа долбит, как булава,

      Соленый воздух с Родоса и Крита.

      Условна осень здешних сентябрей,

      Нет пресных капель в октябрях шалашных.

      Суровый Бог становится добрей

      В беспечных ноябрях планеты нашей.

      Стоят на горизонте декабри,

      В мешках заплечных дивная прохлада.

      Январский дождь приходит, как гран-при,

      В обилии ветров и винограда.

      О мой клочок страдающей земли,

      Прижатый к морю стадом Магомета!

      Счастливыми навек в тебя легли

      Зимы пророки и святые лета.

      Провидцы счастья на полях весны

      И плакальщики осени хрустальной…

      Тебе одной на свете суждены

      Дни воскрешенья в плаче поминальном.

      Все началось с рубашечки в полоску,

      Что взорвала патриархальный быт,

      И братьев, обнаруживших обноски,

      Что еле-еле прикрывали стыд.

      И душераздирающая драма —

      Грызня за удовольствия и власть

      Из этого библейского бедлама

      На долгие столетья родилась.

      Весь мир – моря, и дюны, и торосы,

      Земля и небо, смерды и вожди,

      Упали ниц пред именем Иосиф,

      Который им сказал: надейся, жди.

      Господь в истории не знает о потерях

      И безразличен к триумфу побед.

      Есть только то, во что блаженно верят.

      Того, во что не верят, просто нет.

      Все внемлите, сомнения отбросив,

      Во всех ешивах, школах, медресе

      Словам, что произносят в них: Иосиф,

      Джузеппе, Джозеф, Осип и Хосе.

      Их соло, диалоги и дуэты

      Определяют мировой устав:

      Они, масоны, умники, поэты,

      Не умирают, смертью смерть поправ.

      Стремится каждый прислониться к лику

      И обрести с рубашки полосу

      И по-японски числиться Исико,

      А по-китайски – попросту Йо-сю.

      Да, есть невидимая жизнь,

      Скачками тигра, когти в тушу.

      Вне воздуха, воды и суши

      Полна похвал и укоризн,

      Сознанье, возвышая, душит.

      А в черных остовах дерев

      Она листки не выдувает.

      Здесь белизна ее линяет,

      Когда проклюнется посев,

      И в небеса собака лает.

      Ее незаткнутая течь

      Грозит отверстою пучиной…

      Оплетен угол паутиной —

      В