Оставим след, оставим странный след

      На белой простыне шального поля,

      Где волки беспокойно ищут волю,

      Где ежится задумчивый рассвет.

      Лыжня! Лыжня! И мы с тобой бежим,

      Глотаем жадной глоткой вольный воздух.

      Хотелось бы, пока еще не поздно,

      Сбежать от разъедающей нас лжи.

      На теле проступает тайный пот,

      А мы бежим, и снег хрустит под нами.

      И зарево зари встает, как знамя,

      Как рана, что уже не заживет.

      Оставим след, оставим странный след

      Посереди разорванной России.

      Мы наши идеалы износили,

      Как одеяло или теплый плед.

      Ах, вечный спор! О, этот вечный спор

      О том, как жить, о том, что будет с нами.

      Полк, потерявший в одночасье знамя,

      Расформируют за его позор.

      Но мы живем. И что нам идеалы?

      Мы наплевали на своих отцов.

      Где небосвод по-зимнему свинцов,

      Мы просто свора лыжников усталых.

      И мы плывем по снегу – в никуда.

      Мы предали, но нас уже простили.

      И белым полем стала вдруг Россия.

      Но скоро не останется следа

      От нас, от нас. Расклад пошел такой.

      Рассвет – в утиль. Горят одни закаты.

      Конечно, братцы, все мы виноваты.

      Ну, что поделать, коль расклад такой.

      Оставим след. Мы свой оставим след

      Посереди разорванной России.

      Мы уступили не уму, но силе,

      Хотя и оправдания нам нет.

      Над нами жадно зарево цветет,

      За нами фосфор белоснежной пыли.

      Ну что сказать? Конечно, все мы были.

      И лыжи режут наста колкий лед.

      Мы – лыжники, летящие в метель.

      Мы жили так нелепо, бестолково.

      Вот если бы опять, вернее – снова…

      Но ждет нас в доме теплая постель,

      Врач, шприц. палаты кафельные льды,

      Толпа родных, застывшая у гроба.

      А дальше – бесконечная дорога

      И снег, что заметает все следы.

      Мы начинали жить. Деревня уже умирала.

      В маленькой школе, где крышки изрезанных парт,

      Мы доставали ручки из деревянных пеналов.

      Шестидесятые годы, и на дворе – март.

      Старые велосипеды. Пруд, где мы все купались.

      Киноплощадка летняя, где бушевал Геракл.

      Шаткий Дом пионеров. Первый народный танец.

      И бесконечность споров, и неизбежность драк.

      Поле