А потом наступил самый ужасный день в ее жизни, и сразу же появился он.

      После обеда на оживленном перекрестке в двадцать третий лунный день в нее врезался дядечка на жигулях. Одет он был очень странно: в шерстяной свитер на молнии, пахнущий собачьей шерстью, спортивные штаны и парадные остроносые туфли. Не мигнув, больно ударил «кукушку» в бок, и левая дверца чуть не сломала ей ребра. Катя провалилась в какую-то яму, заполненную компостом, и только раздражалась от назойливого:

      – Девушка, с вами все в порядке? Девушка, вы можете дышать?

      Вопросы задавал прохожий, ждущий свой зеленый свет. Он не смог спокойно закончить намеченный с утра маршрут и остался с ней. Сперва убедился, что она там жива, потом сел в «скорую» и придерживал ее болтающуюся, как мяч, голову, а когда узнал, что у нее сотрясение мозга средней тяжести, направился прямиком к ней домой.

      Катя плохо соображала и не могла вспомнить его имя. Он терпеливо его повторял, оглядываясь по сторонам в поисках холодного полотенца, а потом остался на ночь и несколько раз бегал за тазиком, когда ее тошнило. Утром ушел, стеснительно чмокнув в щеку, а Катя продолжала лежать, щупая себя на кровати и страдая от жажды.

      Вечером Влад вернулся. Раскрасневшийся, пахнущий дымом и аммиаком. Принес с собой рубанок, стамески и жирный балык. Как оказалось, балык был припасен для себя, а для нее он доставал йогурты, занявшие всю верхнюю полку в холодильнике. А когда они закончились, купил сметану и кефир, и она пила их с ореховым вареньем. Кате запретили напрягать глаза, читать и смотреть телевизор, и Влад читал ей вслух, смешно расставляя ударения и практически не видя запятых.

      В какой-то момент, когда он помог ей вымыть волосы и сварил зеленый борщ, заправив его салом с зеленым луком, она поверила в их будущую любовь и стала ждать с работы, прислушиваясь к потугам лифта. А потом через две недели, когда был отменен постельный режим, они все равно в этой постели оказались, и началась жизнь, местами опять похожая на семейную.