Она была в два раза меня моложе, то есть в два раза искреннее. Я плел небылицы, надеясь, что во мне что-то проснется. Пытался убедить себя, что работаю, она же во мне видела обычного секс-туриста. Я рассчитывал, что оттолкну ее своей вульгарностью и тогда все пройдет безболезненно. Когда Таня покинула меня на заре или, скорее, когда я отпустил ее, не взяв телефона (именно так прощаются в наши дни – забыв записать несколько цифр), я бросил на нее прощальный взгляд в полумраке, словно пытался запомнить тающие контуры ломкого силуэта и ее тень на занавесках, освещенных предрассветными лучами. Я с нетерпением ждал, когда она отчалит, исчезнет из моей жизни, чтобы наконец вдоволь поскучать о ней. Мне претила ее строгость, я злился, потому что узнавал в ней себя – бедного маленького хищника-мифомана с иссохшим сердцем. Когда она холодно сказала мне по-французски “Au revoir”, – я почувствовал, как во мне поднимается волна тоски и благодарности. Я выбежал из номера, но увидел только, как захлопнулась дверца лифта, уносившего от меня ее печальную усталость, синяки под глазами и “Шанс” от “Шанель”. Я спросил:

      – Почему вы все душитесь “Шансом”?

      Она улыбнулась:

      – I gave you one chance, you've just missed it[20].

      Тогда я парировал в постыдном приступе лиричности:

      – I hate you[21].

      Мне бы сказать спасибо: Таня дала мне понять, что неумение страдать – это тоже страдание. Потом я записал:

      14

      Ой, да у меня таких историй хоть отбавляй. Аня, Юнна, Мария, Ирина, Евгения, Марта, Галина… я разбирал этих сказочных принцесс по косточкам, терял их, избегал, удерживал, забывал, классифицировал, производил селекцию, шорт-листовал, сравнивал, снобировал, соблазнял, отвергал и тосковал по ним… Работа есть работа: сначала красоту надо пригубить, потом