По строкам лавандовых книг. Часть 2. Екатерина Терлецкая
Читать онлайн книгу.
работает. Парочка диагнозов из ряда психических расстройств у меня уже есть. Я не знаю сколько времени здесь нахожусь, и что сейчас за время суток. Здесь постоянно темно, свет падает только от периодически мигающей лампочки – коротят провода.
Бетонные стены и пол поражены глубоким грибком, похоже вода тут стоит всё время, а не только во время дождя. После того как моё тело превратили в фарш, избивая не один час, я не чувствую холод от бетона, это невозможно, каждая клеточка горит огнем, но я могу спокойно лежать, прислонив щеку к полу и не переживать, что замерзну, наоборот, так даже легче. Сложно определить, как давно я так лежу, за это время я успела предположить, что у меня множество внутренних переломов, и наверняка внутреннее кровотечение. Возможно смелые предположения преувеличены, ведь я могу шевелиться. Хоть и не хочу. Движения заставляют тупую боль отзываться резкими вспышками острой. Иногда я теряю сознание и за последнее время, это лучшие минуты в моей жизни.
С момента как я впервые открыла глаза, особо скучать мне не приходилось, я была полностью увлечена занимательной игрой – отличала реальность от сумасшествия. После салочек с собственным разумом в происходящем выстроилась логическая цепочка, я смогла ответить себе на ряд вопросов. К примеру, я определила: это реальность, ведь я чувствую боль, а в лавандовых кошмарах есть только страх перед болью. Я точно знаю, прошло не менее трех дней с момента провала задания, ведь гематома на виске стала понемногу спадать. Я горжусь собой: я смогла удержаться от приступа и осталась в здравом рассудке. Пока смогла....
В промежутках между перекурами (судя по запаху от формы), двое солдат мятежников возвращают меня в детство. Если я всё же увижу когда-нибудь Прим нужно не забыть ему сказать, что он проспорил мне упаковку клубничных жвачек и самодельный лук со стрелами, и не какой-нибудь, а именно тот что Брут смастерил для него миллион лет назад.
В тот далекий день, когда добрый соседский мальчик предложил свою верную дружбу, мы сидели под звездным небом до самого утра с разговорами, что заставили меня забыть о всех проблемах. Он спросил: «Чего ты хочешь больше всего на свете?», а я не задумываясь ответила самую большую глупость, которая только могла прийти в голову: «Хочу машину времени». Помню, как перебрала в мыслях все самые неприятные моменты жизни подбирая подходящий день куда хотела бы вернуться, а Прим смеялся и утверждал, что это невозможно. «Конечно невозможно» – подумала я, но сказать подобное вслух недопустимо. Мы спорили до тех пор, пока мальчик не пообещал мне упаковку клубничных жвачек и свой любимый лук. Он был уверен, что я никогда не выиграю этот спор.
У меня были большие надежды на будущее с его новыми технологиями, а в итоге вернуть меня в самые страшные моменты детства удалось двум солдатам с помощью обычного мокрого полотенца. Интересно, где таким несложным и извращенным хитростям издевательств только учат?
Все дети проказничают и вредничают, как правило, наказанием за детские шалости служит самый темный угол в доме, где нужно стоять пока не осознаешь всю безрассудность своего поведения, ну или пока не решишь, что признать мамину правоту и вывесить белый флаг применения, лучше, чем стоять и ждать пока тебя съест таракан или ещё чего хуже – мокрица. Моим воспитанием занимался отчим, и только когда мама не видела.
Как мама не старалась каждую субботу отмыть хлоркой угол возле шкафа в подвале, но плесень никуда не уходила. Грибок становился менее заметным, но вскоре нарастал снова, из-за чего запах сырости был неотъемлемой частью подвала, куда Матис приводил меня для наказаний.
Если вина была недоказанная, он ставил меня лицом в сырой угол и заставлял стоять до тех пор, пока я не признаю вину, а если доказанная, наказание было интересней: он брал мокрое полотенце, выкручивал своими сильными руками из него всю воду, сматывал в широкий жгут и бил до тех пор, пока я не попрошу прощения с десяток раз. К подсчету принимались только искренние мольбы о прощении, поэтому от начала наказания и до его окончания, приходилось не меньше двадцати трёх ударов по телу. Боль от такого удара похожа на внутренний перелом, но фактически они не оставляют синяков. Никакие мои «пожалуйста не надо!» не помогали, и конечно же маме говорить было запрещено.
Я старалась быть хорошей девочкой, но получалось не так хорошо, как хотелось бы. Однажды, подонок Матис наказал меня за то, что мама всю ночь успокаивала меня после очередного приступа лавандовых кошмаров, я не выдержала и рассказала всё матери, но она не поверила, а только обиделась и обвинила в том, что я не рада её женскому счастью и добиваюсь развода. Так получалось, что из-за моего эгоизма она останется одна с двумя детьми. Я проплакала целый день. Казалось, слова мамы в два раза больнее, чем все вместе взятые наказания Матиса. Больше мы никогда не говорила на эту тему, я только мечтала о смерти подонка, при чем в мечтах обязательным условием его смерти было то, что она наступит от моих рук.
От горького запаха сырости невозможно дышать, скрип двери и легкий приток воздуха заставляет внимание отвлечься от мерцающей лампочки и воспоминаний. Высокий, крепкий парень с черными как воронье перо волосами и Галлус нависли над моим измученным телом. Моё состояние настолько стабильно