Мой октябрь – неистовый и ласковый,

      Твой – унылый, прелый да сырой.

      Мой играет рифмами и красками,

      Исподлобья гневается твой.

      Допевает песни суматошные

      (Не охрипнуть, боже упаси),

      Моя осень, девочка роскошная,

      Твой басок до времени осип.

      В небесах не плачут гуси-лебеди,

      Разминают сильные крыла,

      А твоя жар-птица то ли вдребезги,

      То ли снова к югу удрала.

      Чай тебе – с смородиной и мятою,

      Мне из рук любимого – любой,

      У тебя – бессонница проклятая,

      У меня – всенощная любовь.

      Я опять не плачу, что не выспалась,

      Потянусь наутро, – и свежа,

      А тебя уже покрыла изморозь,

      И застыла сонная душа.

      Моя радость – жить, а душит дó смерти,

      Подавайте плаху палачу!

      За твои холóдности и горести

      Я своим пожаром заплачу.

      Вдоль золочёных улиц, вдоль тополей

      Топал обычный путник. Как все, спешил.

      Только он был горячий, как семь огней,

      Только босые пятки мешали пыль.

      Был васильковым цвет его добрых глаз,

      Выгорел чуб кудрявый, и стал льняным.

      Кажется мне, – я видел его не раз,

      Чудится мне, что и вы говорили с ним.

      Липли к нему карапузы, жуки, шмели,

      Пчёлы вились в разнотравье его волос,

      Красные девки венки для него плели

      И хохотали, – не слишком ли ты зарос?

      Морщил смешливый путник курносый нос,

      След оставляя в тёплой, как чай, пыли,

      Мы не могли подумать, что всё всерьёз,