Брожу в стенах монастыря,

      Безрадостный и темный инок.

      Чуть брезжит бледная заря, —

      Слежу мелькания снежинок.

      Ах, ночь длинна, заря бледна

      На нашем севере угрюмом.

      У занесенного окна

      Упорным предаюся думам.

      Один и тот же снег – белей

      Нетронутой и вечной ризы.

      И вечно бледный воск свечей,

      И убеленные карнизы.

      Мне странен холод здешних стен

      И непонятна жизни бедность.

      Меня пугает сонный плен

      И братий мертвенная бледность.

      Заря бледна, и ночь долга,

      Как ряд заутрень и обеден.

      Ах, сам я бледен, как снега,

      В упорной думе сердцем беден…

      Пробивалась певучим потоком,

      Уходила в немую лазурь,

      Исчезала в просторе глубоком

      Отдаленным мечтанием бурь.

      Мы, забыты в стране одичалой,

      Жили бедные, чуждые слез,

      Трепетали, молились на скалы,

      Не видали сгорающих роз.

      Вдруг примчалась на север угрюмый,

      В небывалой предстала красе,

      Назвала себя смертною думой,

      Солнце, месяц и звезды в косе.

      Отошли облака и тревоги,

      Все житейское – в сладостной мгле,

      Побежали святые дороги,

      Словно небо вернулось к земле.

      И на нашей земле одичалой

      Мы постигли сгорания роз.

      Злые думы и гордые скалы —

      Все растаяло в пламени слез.

      Я, отрок, зажигаю свечи,

      Огонь кадильный берегу.

      Она без мысли и без речи

      На том смеется берегу.

      Люблю вечернее моленье

      У белой церкви над рекой,

      Передзакатное селенье

      И сумрак мутно-голубой.

      Покорный ласковому взгляду,

      Любуюсь тайной красоты,

      И за церковную ограду

      Бросаю белые цветы.

      Падет туманная завеса.

      Жених сойдет из алтаря.

      И от вершин зубчатых леса

      Забрезжит брачная заря.