Запевающий сон, зацветающий цвет.

      Исчезающий день, погасающий свет.

      Открывая окно, увидал я сирень.

      Это было весной – в улетающий день.

      Раздышались цветы – и на темный карниз

      Передвинулись тени ликующих риз.

      Задыхалась тоска, занималась душа.

      Распахнул я окно, трепеща и дрожа.

      И не помню – откуда дохнула в лицо,

      Запевая, сгорая, взошла на крыльцо.

      Я к людям не выйду навстречу,

      Испугаюсь хулы и похвал.

      Пред Тобой Одною отвечу,

      За то, что всю жизнь молчал.

      Молчаливые мне понятны,

      И люблю обращенных в слух:

      За словами – сквозь гул невнятный

      Просыпается светлый Дух.

      Я выйду на праздник молчанья,

      Моего не заметят лица.

      Но во мне – потаенное знанье

      О любви к Тебе без конца.

      Погружался я в море клевера,

      Окруженный сказками пчел.

      Но ветер, зовущий с севера,

      Мое детское сердце нашел.

      Призывал на битву равнинную —

      Побороться с дыханьем небес.

      Показал мне дорогу пустынную,

      Уходящую в темный лес.

      Я иду по ней косогорами

      И смотрю неустанно вперед,

      Впереди с невинными взорами

      Мое детское сердце идет.

      Пусть глаза утомятся бессонные,

      Запоет, заалеет пыль…

      Мне цветы и пчелы влюбленные

      Рассказали не сказку – быль.

      Зимний ветер играет терновником,

      Задувает в окне свечу.

      Ты ушла на свиданье с любовником.

      Я один. Я прощу. Я молчу.

      Ты не знаешь, кому ты молишься —

      Он играет и шутит с тобой.

      О терновник холодный уколешься,

      Возвращаясь ночью домой.

      Но, давно прислушавшись к счастию,

      У окна я тебя подожду.

      Ты ему отдаешься со страстию.

      Все равно. Я тайну блюду.

      Все, что в сердце твоем туманится,

      Станет ясно в моей тишине.

      И, когда он с тобой расстанется,

      Ты признаешься только мне.

      – Все ли спокойно в народе?

      – Нет. Император убит.

      Кто-то о новой свободе

      На площадях говорит.

      – Все