Не прозвучит ни слово, ни гудок

      в развалинах, задохшихся от дыма.

      Лежит убитый русский городок,

      и кажется – ничто непоправимо.

      Еще в тревожном зареве закат

      и различимы голоса орудий,

      а в городок уже приходят люди.

      Из горсти пьют, на дне воронки спят.

      И снова дым. Но дым уже другой –

      теперь он пахнет теплотой и пищей.

      И первый сруб, как первый лист тугой,

      из черного выходит корневища.

      И медленная светлая смола,

      как слезы встречи, катится по стенам.

      И верят люди: жизнь благословенна,

      как бы она сурова ни была!

      Он из теплушки на траву горячую

      по-стариковски спрыгнул тяжело.

      В косых лучах столбы вдали маячили,

      и все в степи жужжало и цвело.

      Внезапная прохлада наплывала,

      вода журчала в чаще ивняка,

      и эту воду пили у привала

      и брали в чайник вместо кипятка.

      Старик лежал, глазами безучастными

      следя за колыханьем колоска.

      Десятками травинок опоясанный,

      зеленый мир качался у виска.

      Июльский воздух, раскаленный, зримый,

      над степью тек. Старик лежал на дне.

      Все, не касаясь, проходило мимо.

      Он жил все там – в своем последнем дне.

      Такое же вот солнце заходящее,

      бормочущего сада забытье,

      мычанье стада и в кустах блестящее

      днестровское тяжелое литье.

      От памяти нам никуда не деться,

      не выжечь в мыслях прошлого огнем,

      но если лучше в прошлое вглядеться,

      увидеть можно будущее в нем.

      Ветер тучи, свирепея, рвет,

      горизонт отяжелел дождем.

      Поворот, и снова поворот,

      а за сотым поворотом – дом.

      Глухо рухнул громовой раскат,

      хлынул ливень, белый и прямой.

      Но с дороги не свернул солдат –

      возвращается солдат домой!

      По оврагам кружится плетень.

      Хорошо дойти бы до зари!..

      В шуме ливня угасает день,

      прыгают по лужам пузыри.

      Поворот… И снова поворот…

      Крыша будто издали видна,

      ясень яснолистый у ворот.

      Вот она и кончилась – война!

      Реже дождь… За лугом вдалеке

      зажелтела узкая заря,

      заплескались гуси на реке,

      на своем наречье говоря.

      Вот и мостик – скользкая доска,

      вот калитка, вот вошел во двор,

      вот ласкает грубая рука

      дорогой мальчишеский вихор.

      Весь он ветром и травой пропах,

      выгоревший на припеке чуб.

      Руки на плечах, и на губах

      теплота ребячьих мягких губ.

      А