Я вчера наблюдал, как вращается круг,

      Как спокойно, не помня чинов и заслуг,

      Лепит чаши гончар из голов и из рук,

      Из великих царей и последних пьянчуг.

      Эй, гончар! И доколе ты будешь, злодей,

      Издеваться над глиной, над прахом людей?

      Ты, я вижу, ладонь самого Фаридуна

      Хочешь в дело пустить? Ты – безумец, ей-ей!

      Я кувшин что есть силы об камень хватил.

      В этот вечер я лишнего, видно, хватил.

      «О несчастный! – кувшин возопил. – И с тобою

      Точно так же поступят, как ты поступил!»

      Сам я слышал вчера в мастерской гончара —

      Глина тайны свои выдавать начала:

      «Не топчи меня! – глина ему говорила. —

      Я сама человеком была лишь вчера».

      Поглядите на мастера глиняных дел:

      Месит глину прилежно, умён и умел.

      Приглядитесь внимательней: мастер – безумен,

      Ибо это не глина, а месиво тел!

      Этот винный кувшин на столе бедняка

      Был влюбленным красавцем в былые века.

      Это вовсе не ручка на горле кувшинном,

      А обвившая шею любимой рука.

      Ни держава, ни полная злата казна

      Не сравнятся с хорошею чаркой вина!

      Ни венец Кей-Хосрова, ни трон Фаридун

      Не дороже затычки от кувшина́!

      На зеленых коврах хорасанских полей

      Вырастают тюльпаны из крови царей,

      Вырастают фиалки из праха красавиц,

      Из пленительных родинок между бровей…

      В этой тленной Вселенной в положенный срок

      Превращаются в прах человек и цветок.

      Кабы прах испарялся у нас из-под ног —

      С неба лился б на землю кровавый поток!

      Поутру просыпается роза моя,

      На ветру распускается роза моя.

      О жестокое небо! Едва распустилась —

      И уже осыпается роза моя.

      Половина друзей моих погребена.

      Всем живым уготована участь одна.

      Вместе пившие с нами на празднике жизни

      Раньше нас свою чашу испили до дна.

      Книга жизни моей перелистана – жаль!

      От весны, от веселья осталась печаль.

      Юность – птица: не помню, когда прилетела

      И когда унеслась, легкокрылая, вдаль.

      Мастер, шьющий палатки из шелка ума,

      И тебя не минует внезапная тьма.

      О Хайям! Оборвется непрочная нитка.

      Жизнь твоя на толкучке пойдет задарма.

      Мы – послушные куклы в руках у Творца!

      Это сказано мною не ради словца.

      Нас на сцену из мрака выводит Всевышний

      И швыряет в сундук, доведя до конца.

      Даже