Предпочитаю вечернее солнце

      ясному утру и жаркому полдню.

      С неба кружок золотого червонца

      падает звонко в копилку… Не вспомню

      прежних событий, и будущих тоже.

      Воздух достиг состоянья муската.

      Старый божок с алкогольною рожей

      тихо бредет в направленьи заката.

      Июль арбузами набит

      и вроде смотрит на восток,

      но холодок за вороток

      нет-нет да осенью пролит.

      Нет-нет да повернет листок

      той, серебристой стороной,

      и порох вспыхнет между строк,

      почти как меж тобой и мной.

      Пусть катера идут внахлест,

      не поспевая за волной,

      а колесо июльских звезд

      закручено удачно, но

      недосчитаешься одной,

      одна – конечно, не беда,

      к тому же, что считать звездой? —

      да и кому нужна звезда? —

      важнее, верно, потолок, как

      раньше говорили, кров, и

      плов, и в сердце уголек,

      за них-то и прольется кровь,

      за это и сгорит июль,

      и не вернутся никогда

      в окне на море белый тюль,

      богам привычная еда,

      и мы, вернувшись, не найдем

      своих растаявших следов,

      прощай, июль, случайный дом,

      но, может, до свиданья, до…

      Собрались поэты как-то в осень

      Покутить под легкую прохладу.

      Что ж, никто за это с них не спросит.

      Может, сложат гимн или балладу.

      Нервно трепетали мыслей листья,

      Лепестки расстроенного чувства.

      Что поделать, если собрались мы

      На закате древнего искусства.

      И один из нас, откинув тогу,

      Наливая от души цикуты,

      Вдруг увидел дальнюю дорогу

      В дальнозоркий объектив минуты.

      А другой уж тем ему ответил,

      Что шагнул в межзвездное пространство.

      И теперь, как солнце, жгуч и светел,

      Согревает северное царство.

      Так и разошлись почти под утро.

      Нет ни чайки на пустынном пляже.

      Весело горела Камасутра.

      Не осталось даже пятен сажи.

      Не жалейте позабытых песен.

      Место их – за пазухой у бога.

      Мир телесный скучен, зол и тесен?

      Нет, не верьте сплетням демагога.

      Мир лежит в ладони у поэта —

      Грезами отравленная пуля.

      Но судить нас будут не за это

      Медленным томлением июля.

      Лишь за самые наивные догадки.

      Лишь за то, чего уже не будет.

      За пустой листок в конце тетрадки.

      За улыбку плюшевого будды.

      Переселяясь