День отравлен погодой. Вышло время летать.

      Что за странная мода – в октябре умирать?!

      Что за странное солнце за небесной канвой,

      будто гелий и стронций взорвались над Москвой?

      Волчий вой не услышан – хочешь плачь,

      хочешь пой.

      Я гуляю по крышам, как московский слепой.

      Но пишу угольками на краях облаков

      и, встряхнувши руками, слышу дребезг оков.

      Капли крови роняю на чужие ножи,

      и меня обнимает смерть по имени Жизнь.

      Гордая, горькая, но нераздельная

      Родина татей и вечных бродяг,

      Русь моя, радость и грусть беспредельная,

      я твой глашатай, поэтому наг.

      Душу вскрывая в своём словотворчестве,

      вечно рыдаю и вечно смеюсь.

      Но не один я в пустом одиночестве,

      значит, жива ещё матушка-Русь.

      Царской стерлядкой да булкой с черёмухой

      перекушу у развилки дорог,

      Выпью из кружки, наполненной доверху,

      чаю на травах, помиловал Бог.

      И зашагаю степями-столетьями

      в синь облаков да в полынный закат.

      Русь мою ангелы Божьи приветили —

      всякий из русичей волен и свят!

      Я светом, я тьмой, я слепою дождинкой

      тебя ожидаю на русских ветрах.

      В далёких краях я простой паутинкой

      к тебе прилечу, чтоб развеялся прах.

      И ты бы восстал, будто Феникс из пепла,

      и снова почувствовал меч-кладенец.

      И я бы тебя, мой владыка, воспела,

      ведь нашей любви не наступит конец.

      Ты в землю чужую смерчом-ураганом

      отправился ратное дело вершить,

      и утренний луч, как душевная рана,

      как пламя онгона, что не потушить.

      Проснись же, мой витязь!

      Давно отзвенели

      капели с прогретых Ярилою крыш,

      и летние иволги в рощах отпели,

      и в небыль уходит осенняя тишь.

      Ну, что ты молчишь?

      Иль чеченское небо

      вдруг стало милее, чем русская ширь?

      О, сколько же русских отправлено в небыль

      еврейским кремлём!

      Президент-нетопырь

      страну без зазрения совести губит.

      Он – вор голубой. И худой окоём.

      Я Бога молю:

      пусть ублюдка полюбит

      панический страх захлебнуться дерьмом!..