Побег. Роман в шести частях. Олег Давыдов
Читать онлайн книгу.
скорей всего, он – это именно он. Или – еще того хлеще – Марина Стефанна (не ее ли все это проделки?) – тоже знаете… все-таки опять женщина… хотя!.. Впрочем, что гадать-то? – может, это вообще кто-нибудь третий, десятый?.. Может, сегодня все обменялись телами? Этим надо пользоваться – в целях познания сущности.
Вас, наверное, удивляет, почему я так мало места уделяю ощущениям в новых телах? Читатель, а как описать ощущение? Тем более – новое? Что-то было, конечно, но что – я почти что забыл. Ведь все это ново лишь малое время, а потом привыкаешь и перестаешь замечать. Помню только, что, будучи Сержем, я чувствовал постоянный зуд в промежности, а теперь, когда стал Томочкой, у меня сильно чесались груди. Никаких подобного рода неприятностей в своем удобном ладном теле я не знавал отродясь.
Что же касается непосредственно эротических ощущений, то скажу прямо: Серж, хоть и красавец-мужчина, и усач-гренадер, а мне его жаль – возможности-то у него большие, а толку никакого – он, знаете ли, испытывает (да-да, ты, Серж, испытываешь) в своем теле просто какое-то щекотание. И – ничего больше. Видно, не слишком полезно иметь стальные нервы и двухметровый рост. И я счастлив, что оставил это громадное глупое тело, переселившись в Томочку. О, эта-то выше всяких похвал, и здесь мой язык бессилен описать, что я чувствую: это… что-то просто даже почти что и не мыслимое… Во всяком случае, надо признаться: ощущения мужчины (мои ощущения) по сравнению с моими (Томочкиными) – что зрение паука в сравнении с человеческим.
Впрочем, я отвлекаюсь.
Ну и тюфяк же оказался этот Геннадий! – он, оказывается, действительно привел меня пить чай и рассказывать о птичках, которыми у него заполнена вся комната: клетка на клетку. Какая дисгармония! – такой красивый, молодой человек (я – представьте себе!) и вот – разводит птичек и щебечет о них безумолку.
Двойные чувства владели мной, противоречивые чувства: с одной стороны, я хотела отдаться (ведь себе же, себе! – разве есть в этом что-нибудь предрассудительное?), а с другой, брезгливость к этому паралитику с его нечистыми штудиями отвращала меня. Ни я, ни Томочка, по-видимому, не были достаточно испорчены, чтобы найти какую-то прелесть в подобном. Соблазнить его ничего не стоило, он и так-то сидел, весь истекая слюной, но отдаваться своему собственному телу? – это вроде как онанизм. Но я же женщина!!! – и так далее – сомненья, страданья…
Геннадий вышел на минуту, потом вернулся, сел, вздохнул – и вдруг произошла разительная перемена: глаза его сделались маслянистыми, рот раздвинула похотливая улыбочка, он приподнялся, подошел:
– Кстати, о птичках!
Потом, вдруг, схватил меня грубо, бросил, как сноп, на кровать, полез под юбку – нет, это не расслабленный! – и, не успела я рта раскрыть, наполнил меня, обдал морским ветром, и я растворилась в этом порыве, – растворилась в нем так, что стало невозможно различить, где чья рука, нога; где чей рот, нос… – я растворилась куском сахара в этом биении… бум-бум-бум… –