Нет ни капли дарования в певце,

      но едва ли сожалеет он о том:

      несмываемая радость на лице —

      показательный для медиков симптом.

      Исступлённо аплодируют глупцы

      петуху, что подражает соловью.

      И актриса с обаянием овцы

      с придыханиями блеет интервью.

      Политолог, чтоб набить себе карман,

      устрашает голой задницей ежей.

      И писательница женский свой роман

      сочиняет, не осилив падежей.

      Чтобы выйти по солидности в финал,

      со скандалом, по звонку и под шумок

      прорываются все в глянцевый журнал,

      словно звери в безразмерный теремок.

      И кумиры устремляются вперёд,

      как сплочённая обученная рать.

      Что б ни выскочило – публика сожрёт,

      да к тому ж ей не придётся выбирать.

      За́ ночь наплачешь, пока себя гложешь,

      хилый сонет.

      Так или этак слова расположишь —

      магии нет.

      Все же чернила, как с неба осадки,

      каплют с пера,

      и растворяются в сердце остатки

      зла и добра.

      Собственных мыслей ты напрочь не слышишь

      средь тишины.

      И от отчаянья сдуру напишешь

      гимн для страны.

      И на конфуз твой накинет покровы

      водки бадья.

      Скажешь ты зеркалу: «Будем здоровы.

      Бог нам судья.»

      Щедрость предназначена

      для кормленья ворога.

      То, что не утрачено,

      ценится недорого.

      Рассужденья строгие

      с безрассудством связаны,

      а молебны многие

      дьяволом подсказаны.

      Амброй тёк бы лунный свет,

      был бы мир чудесен,

      если б только мой сосед

      водку пил без песен.

      Не бойся волков

      в стране дураков.

      С амвона поп толкует

      про Высший самосуд —

      андроиды ликуют

      и крючьями трясут;

      стремятся патриоты

      всех прочих прополоть…

      От приступа икоты

      храни меня Господь.

      Пивко с утра вкушает

      ручная голытьба:

      веселью не мешает

      ни порка, ни стрельба;

      Тарзан дочуркам снится,

      вздымающий коня…

      От зуда в пояснице

      храни Господь меня.

      Ревнители Культуры

      сюсюкают с вождём,

      стога макулатуры

      сыреют под дождём;

      куратора неврозы

      трясут в кругу родни…

      От авангардной прозы

      Господь меня храни.

      Культура смердит нестерпимо,

      встают