Мне видится, как будто снится

      Знакомое давным-давно:

      Старушки раскупают ситцы,

      И макароны, и пшено.

      Рубли измятые считая,

      Едва губами шелестят,

      Потом снимаются как стая

      И в высь над городом летят.

      Летят над серыми домами,

      Над чёрным заводским прудом,

      Отягощёнными крылами

      На воздух опершись с трудом.

      Они кружат нестройным хором

      Под белой бездною небес,

      Бессвязным птичьим разговором

      Тревожа жителей окрест.

      Как странно в вязкой пустоте

      Среди погибших слов

      Заговорить на языке

      Утраченных богов!

      Огонь бесплодный и ничей,

      Но жечь ему дано.

      Звучанье собственных речей

      То смутно, то темно.

      Оно темно, как белый снег

      Во чреве зимних туч.

      Сколь славен был далёкий век,

      Сколь радостно могуч!

      Покорно отпускаю ввысь

      Сплетенье древних слов:

      Печальным эхом воротись

      На пиршество богов…

      В тёмный сад, на самое дно, в траву –

      Слышать, как бьётся из-под земли вода.

      Как мне странно, что я до сих пор на земле живу –

      Словно птица, не покидающая гнезда.

      Как мне странно, что любит меня этот старый сад,

      Словно я – это яблоневое дитя.

      Он ведь знает, что я не обернусь назад,

      Ни улетая, ни уходя.

      Но пока моё сердце тут, у его груди,

      Он сплетает ветви, пытается удержать.

      Глубоко в полуночном небе плывут круги –

      Кто-то канул в небо, и звёзды ещё дрожат.

      В моём краю зима – пожар,

      До неба выметнуло пламя.

      Оно застыло, не дыша,

      И степь скользит под облаками:

      Поёшь ли, тихо ль говоришь –

      Алмазным пламенем горишь!

      И слышно только снежный хруст

      Да тишину над долгим воем.

      Здесь душу покидает Русь

      И начинается неволя:

      Вдыхаешь в молодую грудь

      И степь, и смерть, и снежный путь.

      А воздух