в просторной стране где совсем ни кола ни двора

      так остро спросонок в мороз чем медлительней летом

      когда за костром от росы коченеет кора

      а сердце очерчено лугом и сплюснуто лесом

      мы жили уже или живы тогда но не те

      чьи лучшие лица повержены в гибкую воду

      прозрачны заре или в хвойной светясь темноте

      по локти в чернике что птиц отпускали на волю

      мне пробило двадцать покуда умолк календарь

      простясь с отраженьем навек обнимали друг друга

      отведать награда которому мир повидал

      одними губами где небо на ощупь упруго

      пространство светло без вреда если время не труд

      кто прибыл вперед за меня сочиняющий тут

      там лето не дрогнет и сосны резные тверды

      все в звездах насквозь по краям радиально ложатся

      когда я навстречу лицом из кромешной воды

      в которой привычно что некому мной отражаться

      костром возведен симметричный порядок теней

      им нет соответствий где воздух осмысленный в нише

      им каждые сумерки каждое небо темней

      в чернике лиловые зори но сосны все выше

      откуда плывут возвратившихся птиц голоса

      молчания легче как в музыке промах короткий

      как млечная по небу вся эта жизнь полоса

      и вся эта смерть продолженье где этот который

      все пишет обратно все дышит на доску стола

      но пауза только раз воздух не держит слова

      двадцать третье апреля гостей снарядил и лег

      сутки в скользкой листве как дождевая водица

      просыхают под ветром солнечный мотылек

      вслед последнему свету за рваной