Долго ли, коротко

      стражами, трактами,

      верстами сорными,

      вздорными пактами,

      певчими долами,

      торными тропами,

      мимо и около,

      по лесу, во поле

      промельком лани,

      отзвуком грая

      за шеломянем

      воды Дуная,

      темные струи

      в косы подобраны,

      треплется сбруя

      рощами Шёнбрунна.

      Мост бы построить

      в Задунайречье

      с пестрой толпою,

      брюквой и гречкой,

      переобуть бы

      бюргеров в лапти,

      в русские судьбы

      по Русской Правде.

      От Домостроя

      ладят правление,

      тут уж такое

      духа томление,

      что из покоев

      оперы Венской

      пахнет тоскою

      родной, деревенской.

      Солнце курчавится, маслится,

      тихое, богоугодное,

      ратуша – дева-красавица —

      не смоковница бесплодная,

      щеки белилами белены,

      брови сурьмою крашены,

      подданные не обделены

      волей ея монаршею:

      парки куделями стрижены,

      барской любовью обласканы,

      ежели выпишут ижицу,

      то с кровяными колбасками.

      Бог испокон ее миловал,

      баил, люлил и пестовал,

      вот и зовут Заманиловкой,

      по-ихнему – Веной имперской.

      Правят там люди достойные,

      боле того, достойнейшие,

      свято блюдут устои

      всё с беззаветностью той еще,

      ну а Мария-Терезия

      будто нарочно выдумана,

      ибо сама – Поэзия,

      да не простая – избранная.

      Рядышком Франц-Иосиф —

      сам на параде с саблею,

      можно такого сослепу

      прямо принять за архангела.

      Да и почтенная публика

      вся из себя благородная,

      ест со значением штрудели,

      знамо, во благо родины.

      С праведного и спросится,

      а потому, усердствуя,

      все тут глядятся в Моцарта,

      правильного, посмертного:

      Моцарты шоколадные,

      даже