Умно-худощавое слово,

      вероятно, придумал Лютер,

      оно, как клетка стволовая,

      до полудня кажется мудрым,

      но настанет время обеда,

      и отступит бремя ковида,

      и бог знает, куда заедешь,

      и чорт знает, кого увидишь.

      А закажешь бокальчик просекко

      с золотистым стерляжьим наваром,

      и навстречу Умберто Эко

      за компанию с Бодрийяром.

      Господа, а прокинем талию?

      Не хотите? Не стоит? Что ж,

      ну тогда за мадам Италию

      опрокинем пузатый штоф.

      А какие щенки в Тоскане!

      Перелай! Недожуй! Огрей!

      А какие круги в стакане!

      Ну-ка, братец, еще налей.

      Что за ферт этот герцог Сфорца!

      А какой у него салют!

      Эх, пропустим еще по порции

      за субдительного суперфлю.

      Там же этот ваш Савонарола,

      тоже был, говорят, мудрец,

      убедительно-толстое слово

      написал на стене – молодец.

      С ним и после обеда не скучно,

      расстегни мне, Елдырин, сюртук,

      а какие же, право, смушки!

      Так и тают, и тают во рту.

      Воробьи играют в шашки

      прямо посередке лета,

      а в Ла Скале строит шашни

      кавалеру Виолетта,

      и неистово бессмертен,

      лобызанный многократно,

      коренной маэстро Верди

      со своею Травиатой.

      Здесь под небом синим-синим

      по булыжным тротуарам

      некогда бродил Россини

      в анораке от Армани.

      Полюбил Габбану Дольче,

      поженились натурально,

      жили праведно, не дольше,

      чем дозволено моралью.

      Да и как же быть иначе,

      если тут морали тучи

      на жилетах от «Версаче»

      и на пиджаках от «Гуччи»?

      Но на что нам эта «Прада»?

      И «Шанель» нам не указка,

      коль