Я жду, – а вдруг в ночи бессонной,

      а может быть, в разгаре дня

      твой голос в трубке телефонной

      на этот свет вернет меня.

      Так устала ждать,

      что едва дышу.

      Хватит пропадать,

      позвони – прошу.

      Нечего сказать?

      Ладно, не звони, –

      буду дальше ждать,

      извини.

      Впору волком подраненным выть,

      серой выпью болотной кричать –

      у кого бы узнать, расспросить:

      «Как живое так может молчать?»

      Как же матушка любила:

      ленты в косы мне вплетала,

      я у ней в шелках ходила,

      раскрасавицею стала.

      По полям – лугам гуляя,

      василёчки собирала

      и, венки из них сплетая,

      о большой любви мечтала.

      Для того ли, матушка,

      ты меня любила,

      для того ли, милая,

      как цветок, расстила, –

      чтобы в омут стылый,

      горюшка испив,

      бросилась с обрыва,

      косы распустив?

      чтобы очи ясные

      мне закрыла мгла?

      чтобы я несчастная

      в омуте спала?

      чтобы дна глубокого

      холод дал забыть

      мне его, жестокого,

      без кого не жить?

      Луна за тучами хоронится,

      осинка голая от холода дрожит.

      Меня весёлое сторонится, –

      печальное навстречу мне бежит.

      И разойтись не получается:

      куда не поверну – печаль одна.

      И мне давно уже не чается,

      что из-за туч покажется луна,

      и звёздочки серебряными искрами

      на бархате небесном заблестят,

      и, озарённый радостными мыслями,

      из грустного, весёлым станет взгляд.

      Наконец любовь проснулась,

      очень грустно улыбнулась

      и сказала: «Ухожу!

      Понимаю: надоела:

      я спала, а ты болела…

      и ещё тебе скажу:

      зря ты столько лет терпела,

      всё стыдилась да робела

      заглянуть в мои глаза,

      ведь, наверное, хотела –

      от чего же не посмела?»

      И ответила ей я:

      «Это – истинная правда:

      разбудить была бы рада,

      но, увы, не получилось.

      Я трясла тебя за плечи,

      по ночам палила свечи,

      всё равно не добудилась».

      Та печально рассмеялась:

      «Видно плохо ты старалась,

      чтоб от сна я ожила».

      И расстались мы с любовью,

      обменявшись нашей болью:

      я свою ей отдала,

      а её – себе взяла.

      Гладкий, чистый лист вложи в конверт,

      в