На распутье в диком древнем поле

      Черный ворон на кресте сидит.

      Заросла бурьяном степь на воле,

      И в траве заржавел старый щит.

      На распутье люди начертали

      Роковую надпись: «Путь прямой

      Много бед готовит, и едва ли

      Ты по нем воротишься домой.

      Путь направо без коня оставит —

      Побредешь один и сир и наг, —

      А того, кто влево путь направит,

      Встретит смерть в незнаемых полях…»

      Жутко мне! Вдали стоят могилы…

      В них былое дремлет вечным сном…

      «Отзовися, ворон чернокрылый!

      Укажи мне путь в краю глухом».

      Дремлет полдень. На тропах звериных

      Тлеют кости в травах. Три пути

      Вижу я в желтеющих равнинах…

      Но куда и как по ним идти?

      Где равнина дикая граничит?

      Кто, пугая чуткого коня,

      В тишине из синей дали кличет

      Человечьим голосом меня?

      И один я в поле, и отважно

      Жизнь зовет, а смерть в глаза глядит…

      Черный ворон сумрачно и важно,

      Полусонный, на кресте сидит.

      Где ельник сумрачный стоит

      В лесу зубчатым темным строем,

      Где старый позабытый скит

      Манит задумчивым покоем,

      Есть птица Вирь. Ее убор

      Весь серо-аспидного цвета,

      Головка в хохолке, а взор

      Исполнен скорбного привета.

      Она так жалостно поет,

      С такою нежностью глубокой,

      Что, если к скиту забредет

      Случайно путник одинокий,

      Он не покинет те места:

      Лес молчаливый и унылый

      И скорбной песни красота

      Полны неотразимой силы!

      И вот, когда в лесу пустом

      Горит заря, а ельник черный

      Стоит на фоне золотом

      Стеною траурно-узорной,

      С какой отрадой ловит он

      Все, что зарей еще печальней:

      Вечерний колокольный звон,

      Напевы женщин в роще дальней,

      И гул сосны, и ветерка

      Однообразный шелест в чаще…

      Невыразима их тоска,

      И нет ее больней и слаще!

      Когда же лес, одетый тьмой,

      Сгустится в ней и тьма сольется

      С его могильной бахромой, —

      Вирь в темноте тревожно вьется,

      В испуге бьется средь ветвей,

      Тоскливо стонет и рыдает,

      И тем тоскливей, тем грустней,

      Чем человек больней страдает…

      Не прохладой, не покоем,

      А истомою и зноем

      Ночь с горячих пашен веет:

      Хлеб во мраке ночи зреет.

      Обступают осторожно

      Небо тучи, и тревожно,

      Точно жар и бред недуга,

      Набегает ветер с юга.

      Шелестя и торопливо

      Волны ветра ловит нива,

      Страстным шепотом привета

      Провожает