забывается все: ключи, кошелек и зонт,

      все проходит мимо, стирается суть прицела,

      пропадает из виду, уходит за горизонт —

      привет пограничному офицеру

      цель въезда? бесцельно – это последний шанс

      прошу убежища или хотя бы пристань.

      языка не знаю, мне хватит и пары фраз:

      какие у вас в меню есть коктейли с виски?

      голова мне жмет, я расту, и она – мала,

      посмотри на меня напоследок: могла б гордиться,

      чем я так тебе не пригодна, не хороша,

      почему ты мне не хочешь принадлежать

      и со мной водиться?

      человек так слаб, а соблазн как всегда велик.

      человек вообще мудак и не моногамен.

      есть такая дурная привычка ее любить —

      путаться под ногами

      Ужасно холодно в синих шортах.

      Рубашка в три четверти —

      уже не греет. Хожу углами

      и поворотами. Так предсказуемо:

      ты не приедешь.

      Ужасно мутно в глазах от соли.

      Платки бумажные на оригами

      давно растрачены. Окно консоли

      раскрыто настежь. Торчит в пижаме

      мой беспорядок. Мой модный дайджест.

      И понедельник уже на связи, уже в фаворе.

      Уже по-майски звенят трамваи

      ревнивым лязгом.

      Ужасно холодно. Пальцы ноют

      от долгих лет неприкосновений.

      Ты не приедешь. Пошел ты нахуй.

      до дрожи вязкое ощущение —

      быть далеко. И не знать до мили

      твое пространство. Дрожать от боли.

      Бинтом словарным почти стерильным

      себя укутывать.

      Все под контролем.

      Ты не приедешь. Уже вечереет.

      А я жила этим – вот оплошность.

      Рубашка в три четверти —

      уже не греет.

      И очень холодно в синих шортах.

      Мой Бог, эти птицы – ужасные дикари:

      садятся на ветки антенн

      и пялятся в мои двенадцать метров.

      А я – засвеченная насквозь – смотри:

      пою верлибр.

      Серебро браслетов вокруг запястий —

      чуть заметно жмет.

      И птицы, как слова —

      из-под пера разобраны.

      А я тобою брежу. И дрожу.

      И тесно мне в животном дне

      под ребрами.

      Разденусь и брошу раковины на камни,

      пусть ветер сурово

      мнет их жемчужным вздохом.

      А я играю персиками Серова —

      как девочка.

      Как сумасшедший в борделе Босха —

      от пыльной соли мои рукава длинны,

      надеюсь, их не завяжут потом крестом.

      А пока я стою и жду тебя, словно Ассоль.

      Мой Бог, а про птиц я тебе расскажу потом.

      Никогда не искала эстетики

      в