Филострато. Охота Дианы. Джованни Боккаччо
Читать онлайн книгу.
только слезы и вздохи предоставляют мне достаточно времени, я рассуждаю о вашем достоинстве, размышляю о вашем изяществе, благородных обыкновениях, женской гордости и облике краше всякого прочего, созерцая их очами разума во всей полноте; и хотя я не говорю, что мой ум не испытывает удовольствия от подобных рассуждений и размышлений, всё же к этой усладе примешивается лихорадочная страсть, которая распаляет во мне все иные желания жаждой видеть вас в такой мере, что я едва ими управляю внутри себя несмотря на подобающее благочестие и разумное суждение о том месте, где вы пребываете; но, связанный стремлением больше заботиться о вашей чести, нежели о своем преуспевании, я их обуздываю и, поскольку иные пути навстречу к вам для меня закрыты по сказанной причине, возвращаюсь к своим безудержным слезам. Как же, увы, жестока и враждебна к моим удовольствиям Фортуна, вечно строгая наставница и исправительница моих ошибок! Теперь-то я, несчастный, знаю, теперь я чувствую, теперь как нельзя яснее представляю себе, насколько больше благости, насколько больше наслаждения и насколько больше нежности обреталось мною в подлинном сиянии очей ваших, обращенных к моим, нежели сейчас в обманчивой лести моих мыслей. Так и выходит, о ясный светоч моего ума, что Фортуна, лишив меня вашего возлюбленного лика, рассеяла туман заблуждения, окружавший меня прежде. Но, право, не было надобности в столь горьком снадобье для излечения от невежества, ибо и более мягкое наказание вернуло бы меня на путь истины. В нынешних же обстоятельствах все силы, какие есть у моего разума, не властны сопротивляться воле Фортуны. Как бы там ни было, благодаря вашему отъезду, я пришел к тому, о чем сказал выше в этом своем послании, и через свою глубочайшую муку убедился в правильности того, что прежде отрицал на диспуте. Но теперь я должен подойти к той цели, ради которой пишу всё это, и говорю, что, видя себя в столь плачевном состоянии из-за вашего случившегося отъезда, я положил перво-наперво удержать тоску мою в опечаленном сердце, дабы она не могла в будущем, будь по случайности обнаружена, возыметь куда большее действие. Она, насильственно удерживаемая, очень близко подвела меня к смерти от отчаяния, которой я непременно обрадовался бы, если бы та пришла. Но после, не знаю уж, благодаря какой тайной надежде когда-нибудь вновь увидеть вас, прежнее счастье предстало моим очам, породив не только должный страх пред смертью, но и жажду долго жить, хотя и несчастной следует признать такую жизнь, когда не вижу вас. И понимая совершенно ясно, что если, как предполагал, я удержу боль в своей груди, то невозможно, чтобы, изобилуя и превосходя все возможные границы, она однажды не сломила бы силы моей защиты, и без того уже иссякающие, так что смерть непременно воспоследовала бы, и я бы вас не увидел более, я затем воспользовался более здравым соображением; передумав, я решил выплеснуть ее из своей томящейся груди в некоем благочестивом плаче для того, чтобы жить, еще увидеть вас и, живя, дольше оставаться вашим. Тогда начал я с тщательностью перебирать в уме различные древние истории,