23 января, 18.55

      – Леди? Леди?

      Я перестала в диком темпе колотить пальчиками по сенсорному экрану и подняла голову:

      – А?

      Перед моим затуманенным взором оформилась озабоченная физиономия.

      Это кто?

      Ах да, это мой же въедливый юноша, пианист-полицейский-пограничник…

      Я снова перевела взгляд на экран айпэда.

      Может, назвать его не просто въедливым, а жутко назойливым и даже нечеловечески вредным? В конце концов, мой текст – это моя реальность, что хочу, то и творю…

      – Леди?

      – Леди-медведи! Ну ладно.

      Я захлопнула обложку планшета и всем своим видом изобразила внимание.

      Юноша выдал длинную фразу на немецком.

      – Не понимаю, – я покачала головой. – Но если вас беспокоит тот факт, что я не рыдаю, не бьюсь головой о стены, а просто строчу как сумасшедшая новый иронический детектив, то это вовсе не потому, что я не понимаю драматизма ситуации. Я его понимаю!

      Юноша снова заговорил по-немецки.

      – Вас не понимаю, а драматизм понимаю, – уточнила я. – Но и вы меня, пожалуйста, поймите: я журналист, я писатель, я не могу не писать, особенно когда есть интересная тема, а сейчас она у меня есть, это очевидно. Что, вы меня тоже не понимаете?

      Я вздохнула и перешла на монголо-татарский инглиш:

      – Ай эм а джорналист энд райтер! Фэймост рашен райтер! Мэни интрестинг букс!

      – Джорналист энд райтер? – В голосе «юноши» отчетливо прозвучало недоверие.

      Очевидно, на сумасшедшую я походила много больше, чем на журналиста и писателя.

      Я еще раз вздохнула.

      Что, заграничные люди считают, что у великого (ладно, просто известного) русского писателя непременно должна быть борода, как у Толстого и Достоевского? Да я и без бороды написала почти пятьдесят романов, и все они изданы!

      Положим, это не бессмертные труды гиганта мысли, в чем, как и в случае с бородой, мне до Толстого с Достоевским бесконечно далеко. Зато мои иронические детективы совсем неплохо продаются, а книжки для детей переведены на четыре языка, включая китайский, а уж это точно успех – в Китае ведь о-го-го какая читательская аудитория!

      Языковой барьер не позволил мне донести все эти важные мысли до аудитории, имеющейся у меня в данный момент.

      – Ладно, попробуем по-другому. Тут есть Интернет? – спросила я кротко, как убежденный приверженец толстовской философии непротивления злу насилием.

      – Интернет?