Осенний ветр над нивой обнаженной.

      Расхлябанность дорог и нагота дерев.

      Над Родиной моей уже не Божий гнев,

      но Божья скорбь… Убожеством блаженный,

      навстречу люд идет, неся домой

      дары сельпо для жизни и веселья.

      В страна́х полуденных справляют новоселье

      станицы птиц, изгнанные зимой.

      И монумент я вижу близ села,

      во славу ратников погибших посребренный.

      Но мгла сгущается, и, влагой отягченный,

      так низок небосвод, так жизнь изнемогла,

      так смутно на душе… И вот кирза грузнеет

      от косной тяжести земли моей родной.

      И враны каркают – ужели надо мной?

      И сумрак кра́дется, и дождь обиды сеет.

      За подвиг трудный сей герой предерзкий взялся

      и тотчас в путь потек, лишь старшина убрался.

      Счастливо избежав препоны патрулей,

      он тихо постучал в дверь душеньки своей,

      котора, быв женой майора, не гнушалась

      любовью рядовых и часто утешалась

      в объятьях Масича, когда майор лихой

      дежурство нес в ночи. Но знай, читатель мой:

      у Масича резон в сей страсти был особый –

      вино он брал у ней или гражданску робу.

      Всяк ищет выгоды, уж так устроен свет.

      Что пользы сетовать – святых меж нами нет…

      И нынче, взяв полштоф джамбульского разлива,

      герой в обратный путь стремится торопливо.

      Меж тем в каптерке я и рядовой Дроздов,

      томимы алчностью, ждем Вакховых даров…

      Но, осклабляючись, майорша привлекает

      его к своим грудям дебелым и вздыхает:

      «Ах, милый, не спеши! Ужель ты так уйдешь

      и страстью нежною моей пренебрежешь?»

      В глубь комнаты меж тем героя увлекает

      и вот уж на диван бесстыдно упадает.

      Желаньем распален, мой Масич позабыл,

      о чем сержант Стожук его предупредил.

      Покровов лишено уже майорши лоно,

      уж ноги пышные взметнулись на погоны,

      уж наслаждение ея туманит взор…

      Но ужас! Настежь дверь, и входит сам майор!

      Созижди, Отче, чудеса

      в душе моей, страстьми издранной,

      как злым бореем паруса,

      безвдохновенной, бездыханной!

      Я смраден, нищ, озлоблен, наг,

      молю не милости, не благ,

      не нег роскошества, не славы –

      дабы я жизнь благословил,

      яви Себя мне, Боже Сил,

      хоть гневом, казнью, хоть расправой!

      Молю – да двигается гора

      неверия, да снидет в душу,

      вотще алкавшую добра,

      Твое присутствие! Не струшу,

      реку – Благословен Господь,

      творящий щедро мысль и плоть!

      О, существуй же, Боже правый!

      Я стану