Вот тридцать три богатыря

      Волшебной силой приговора

      Унесены – не за моря,

      Не за Кудыкинскую гору —

      За грань тюремного забора,

      И вот уж на железных шконках

      Храпят – и каждый видит сны:

      Долины, горы и девчонки

      В них сложно переплетены.

      А им бы в пену погрузиться

      Морскую, занырнуть до дна,

      Отворотив скорее лица

      От созерцания говна!

      Солнцепоклонники на лавках

      Уселись около барака.

      И на дворе – трава, и давка

      На этих лавках. Возле знака,

      Где «не курить!», там курят все.

      И солнце на щеках, как бритва,

      Чтоб встретили во всей красе

      Мы новый день для новой битвы

      За жизнь, свободу и семью,

      Путь начиная им навстречу,

      Садясь на солнечном местечке

      На неподсудную скамью.

      Вот безупречный водоём.

      Как в небеса оконце,

      Похожее на воду в нём,

      Нам отражает солнце.

      И дарит свет нам и тепло,

      Не признанное миром,

      Как опереточных мундиров

      Палитра, словно ремесло

      Астролога иль бизнес-гуру.

      А нам приятно всё равно,

      Мы громко радуемся сдуру,

      Что там вода, а не говно.

      Обученный бежать в мешке

      Идти не может по-другому,

      Как кал лежит в прямой кишке,

      А бомж в упор не видит дома.

      Он в путах спутанным быть должен,

      Пройти пытаясь сложный путь.

      А из мешка, словно из кожи,

      Не вырваться, не отряхнуть

      Как пыль, как прах, ногам привычный.

      Беги, пока бежишь – живой.

      А цель – ничто, и рок – первичен,

      И слепо властвует тобой.

      Луна висит над горизонтом,

      Застыл, недвижим, циферблат,

      Как часовой часов. И он-то

      Остережёт заблудших чад

      От неуместных здесь поступков

      И не ко времени словес.

      Он в этом равновесье хрупком

      Имеет явный интерес.

      Не начинайся, день, помедли!

      Пока висит, как вечность, тьма,

      У мыслящих целее стебли,

      И дальше горе от ума.

      На грани сна и горькой яви

      Пусть балансирует восход,

      Пусть тот, кто свыше, не оставит

      Своих возлюбленных сирот,

      Пускай, усталые, проснутся

      Чуть позже, чем велит восход,

      Пускай ночной свободой куцей

      Хоть раз насытится народ.

      Воскресный