Я знал, что она вернется

      И будет со мной – Тоска.

      Звякнет и запахнется

      С дверью часовщика…

      Сердца стального трепет

      Со стрекотаньем крыл

      Сцепит и вновь расцепит

      Тот, кто ей дверь открыл…

      Жадным крылом цикады

      Нетерпеливо бьют:

      Счастью ль, что близко, рады,

      Муки ль конец зовут?..

      Столько сказать им надо,

      Так далеко уйти…

      Розно, увы! цикада,

      Наши лежат пути.

      Здесь мы с тобой лишь чудо,

      Жить нам с тобою теперь

      Только минуту – покуда

      Не распахнулась дверь…

      Звякнет и запахнется,

      И будешь ты так далека…

      Молча сейчас вернется

      И будет со мной – Тоска.

      Пока в тоске растущего испуга

      Томиться нам, живя, еще дано,

      Но уж сердцам обманывать друг друга

      И лгать себе, хладея, суждено;

      Пока прильнув сквозь мерзлое окно,

      Нас сторожит ночами тень недуга,

      И лишь концы мучительного круга

      Не сведены в последнее звено, –

      Хочу ль понять, тоскою пожираем,

      Тот мир, тот миг с его миражным раем…

      Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет…

      А сад заглох… и дверь туда забита…

      И снег идет… и черный силуэт

      Захолодел на зеркале гранита.

      Когда, сжигая синеву,

      Багряный день растет, неистов,

      Как часто сумрак я зову,

      Холодный сумрак аметистов.

      И чтоб не знойные лучи

      Сжигали грани аметиста,

      А лишь мерцание свечи

      Лилось там жидко и огнисто.

      И, лиловея и дробясь,

      Чтоб уверяло там сиянье,

      Что где-то есть не наша связь,

      А лучезарное слиянье…

      Близился сизый закат.

      Воздух был нежен и хмелен,

      И отуманенный сад

      Как-то особенно зелен.

      И, о Незримой твердя,

      В тучах таимой печали,

      В воздухе, полном дождя,

      Трубы так мягко звучали.

      Вдруг – точно яркий призыв,

      Даль чем-то резко разъялась:

      Мягкие тучи пробив,

      Медное солнце смеялось.

      Светилась колдуньина маска,

      Постукивал мерно костыль…

      Моя новогодняя сказка,

      Последняя сказка, не ты ль?

      О счастье уста не молили,

      Тенями был полон покой,

      И чаши открывшихся лилий

      Дышали нездешней тоской.

      И, взоры померкшие нежа,

      С тоской говорили цветы:

      «Мы те же, что были, всё те же,

      Мы будем, мы вечны… а ты?»

      Молчите… Иль грезить не лучше,

      Когда чуть дымятся угли?..

      Январское